Жили-были старик со старухой. Старик птицу да зверя промышлял — тем и кормились. Много годов они прожили, а добра не нажили. Тужит старуха, сетует:
— Век свой промаялись, сладко не едали, не пивали, цветного платья не нашивали. И детей у нас нету, кто нашу старость покоить станет?
— Не горюй, старуха! — утешал старик. — Пока руки гнутся да ноги носят, сыты будем, а вперед не станем загадывать.
Сказал так старик и с тем на охоту ушел.
Ходил, ходил старик по лесу с утра день до вечера, не привелось ему заполевать ни птицы, ни зверя, не хотелось без добычи домой идти, да что станешь делать? Солнышко на закате — надо домой попадать.
Только тронулся в обратный путь, как вдруг совсем рядом захлопала крыльями и поднялась из-под куста большая птица невиданной красоты.
Пока старик ружье прилаживал, улетела птица.
"Видно, и та не моя была!"
Заглянул под куст, откуда птица поднялась, а там в гнезде тридцать три яйца.
"Попользуюсь хоть этим добром".
Подтянул кушак, уложил все тридцать три яйца за пазуху и пошел домой.
Шел да шел — стал у него кушак слабнуть. И стали яйца из-за пазухи одно за другим выпадать.
Как яйцо выпадет — так молодец выскочит. Как яйцо выпадет — так молодец выскочит. Тридцать два яйца выпали — тридцать два молодца выскочили.
В то время старик кушак подтянул — и осталось тридцать третье яйцо за пазухой. Сам оглянулся — и глазам не верит: идут следом тридцать два молодца. Все в одно лицо, рост в рост, волос в волос. И заговорили все в один голос:
— Коли сумел нас найти — ты теперь нам отец, а мы твои дети, веди нас домой.
"Не было у нас со старухой никого, — думает старик, — а тут сразу тридцать два сына!"
Пришли домой, старик говорит:
— Все ты, старуха, горевала да плакала, что детей нету. Вот тебе тридцать два сына, тридцать два молодца. Собирай на стол да корми ребят.
И рассказал ей, как детей нашел.
Старуха стоит, слова вымолвить не может. Постояла, постояла, руками всплеснула и кинулась стол накрывать. А старик кушак распоясал, стал кафтан снимать — и тут выпало из-за пазухи тридцать третье яйцо, выскочил тридцать третий молодец.
— Ты откуда взялся?
— Я тоже твой сын, Иван Меньшой.
Вспомнил старик:
— А и правда, ведь было в гнезде тридцать три яйца. Садись, Иван Меньшой, ужинать!
Не успели тридцать три молодца за стол сесть, как сра.чу все старухины запасы приели и вышли из-за стола ни сыты, ни голодны.
Ночь переночевали. Поутру говорит Иван Меньшой:
— Сумел ты, отец, нас найти, сумей и работу дать.
— Да какую я, ребятушки, работу дам? Мы со старухой не сеем, не пашем, ни сохи, ни лошади — никакого обзаведения у нас нету.
— Ну, на нет и суда нет, — отвечает Иван Меньшой, — пойдем в люди работу искать. Ты, отец, в кузницу поди, закажи тридцать три косы.
Покуда старик в кузнице был, косы ковал, Иван Меньшим с братьями сделали тридцать три окосья да тридцать трое грабель. Отец воротился из кузницы. Иван Меньшой роздал братьям косы да грабли:
— Пойдем работу искать. Денег заработаем, станем свое хозяйство заводить да отца с матерью покоить.
Простились братья с родителями и отправились в путь-дорогу. Шли они близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли, показался впереди большой город. Едет из того города царский дворецкий. Поравнялся с ними и спрашивает:
— Эй, молодцы, с работы или на работу? Коли на работу, пойдем со мной: дело дам.
— Что у тебя за дело? — спрашивает Иван Меньшой.
— Дело нехитрое, — отвечает дворецкий: — надо траву из царских заповедных лугах выкосить, высушить, в копны сгрести да в стога сметать. Кто тут у вас за старшего?
Все молчат. Вышел Иван Меньшой:
— Веди, показывай работу.
Привел их дворецкий на царские заповедные луга:
— Управитесь ли в три недели?
Ответил Иван Меньшой:
— Вёдро постоит — и в три дня справимся. [Вёдро - хорошая погода]
Обрадовался дворецкий:
— Приступайте, молодцы, к делу! Платой не обижу, а харчи какие надо, такие и стану давать.
Иван Меньшой говорит:
— Изжарь нам только тридцать три быка, вина поставь тридцать три ведра да хлеба дай по калачику на брата, и больше нам ничего не надо.
Царский дворецкий уехал. Братья косы наточили и так принялись помахивать, только свист стоит. Пошло дело споро: к вечеру всю траву скосили. Тем временем из царской поварни привезли тридцать три быка жареных, тридцать три калачика хлеба да тридцать три ведра зелена вина. Братья по полведра вина выпили, по полкалачика да по полбыка съели и повалились отдыхать.
На другой день, как только солнышко обогрело, стали траву сушить да в копны сгребать, а к вечеру все сено в стога посметали, опять по полведра вина выпили, по полкалачика да по полбыка съели. Послал Иван Меньшой одного брата на царский двор:
— Скажи, пусть идут работу принимать.
Воротился брат, за ним дворецкий идет, а вслед и сам Царь приехал на заповедные луга. Стога царь пересчитал, по лугам походил — нигде стоячей травинки не нашел и говорит:
— Ну, ребятушки, сумели вы скоро и хорошо мои заповедные луга выкосить, траву высушить да сено в стога сметать, за это хвалю и сверх всего жалую сто рублей денег да бочку-сороковку вина. А теперь сумейте сено устеречь. Повадился кто-то каждый год на этих лугах сено поедать, и никак того вора уследить не можем.
Иван Меньшой говорит:
— Отпустите, царское величество, моих братьев домой, а сено я один стану караулить.
Царь перечить не стал. Братья пошли на царский двор, деньги получили, выпили винца, поужинали и отправились домой родителей покоить.
Иван Меньшой воротился на царские заповедные луга. По ночам не спит, сено караулит, а днем на царскую поварню пить-есть ходит, там и отдыхает.
Осень пришла, стали ночи долгие да темные. Иван Меньшой с вечера на стог забрался, в сено зарылся, лежит не спит. В самую полночь вдруг все кругом осветилось, будто солнышко засияло. Вскинул Иван Меньшой глаза и видит: выскочила из моря кобылица-златогривица и кинулась прямо к стогу. Кобылица бежит, под ней земля дрожит, золотая грива развевается, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым столбом валит.
Прибежала и стала сено поедать. Караульный изловчился, вскочил ей на спину. Кинулась кобылица-златогривица прочь от сена и понеслась по царским заповедным лугам. Сидит Иван Меньшой, левой рукой за гриву держится, а в правой ременная плеть у него. Той плетью кобылицу-златогривицу бьет и правит во мхи да в болота.
Носилась, носилась она по мхам, по болотам, по брюхо В топи увязла и остановилась, заговорила:
— Ну, Иван Меньшой, умел ты меня поймать, умел на мне усидеть, да умел и укротить. Не бей меня, не мучь больше, стану тебе верно служить.
Привел Иван Меньшой кобылицу-златогривицу на царский двор, запер в конюшню, а сам пошел на поварню, спать повалился.
На другой день говорит царю:
— Ваше царское величество, я узнал, кто на твоих заповедных лугах сено поедал, и вора изловил. Пойдем, погляди.
Увидал царь кобылицу-златогривицу, обрадовался:
— Ну, Иван, хоть ты и Меньшой, да разумом большой! А за верную службу жалую тебя старшим конюхом.
С той поры и прозвали молодца: Иван Меньшой — разумом большой.
Заступил он на царскую конюшню. Ночей не спит — коней холит. Стали царские кони тельные, гладкие, шерсть, как шелк, блестит, гривы да хвосты расчесанные, пушистые: любо-дорого посмотреть.
Царь за то хвалит — не нахвалится:
— Молодец Иван Меньшой — разумом большой, эдакого конюха у меня век не бывало.
А старым конюхам завидно:
— Поставили над нами мужика-деревенщину. Ему ли на царской конюшне старшим быть!
И стали худое замышлять. А Иван Меньшой — разумом большой свое дело правит, беды над собой не чует.
В ту пору забрел на царский двор старый ярыга (ярыга, ярыжка старинное название низшего полицейского служителя для рассылки и исполнений разных приказаний), кабацкий дух, просит конюхов:
— Поднесите, ребятушки, опохмелиться, со вчерашнего голова болит. Я за это вас на ум наставлю, научу, как старшего конюха извести.
Конюхи с радостью поднесли стаканчик винца.
Опохмелился ярыга и заговорил:
— Нашему царю до смерти охота достать гусли-самоигры, гусака-плясуна да кота-игруна. Много добрых молодцев ездило волей, а больше того — неволей те диковины добывать, да никто назад не воротился. Вот и скажите царю: хвалился-де Иван Меньшой — разумом большой, будто это дело ему нипочем сделать. Царь его пошлет, а назад он не воротится.
Конюхи ярыгу поблагодарили, поднесли ему еще стаканчик винца и пошли к царскому красному крыльцу. Стоят под окнами, переговариваются. Царь их увидал, вышел из покоев и спрашивает:
— О чем, молодцы, разговариваете, чего вам надо?
— Да вот, царь-государь, старший конюх Иван Меньшой — разумом большой похваляется: "Знаю я, как достать гусли-самоигры, гусака-плясуна да кота-игруна". Мы тут и спорим: кто скажет — достанет, а кто говорит, что он пустым хвалится.
Как услыхал царь такие речи — весь с лица сменился. Руки, ноги дрожат, сам думает: "Кабы мне эти редкости заполучить, все бы цари стали мне завидовать. Сколько народу посылал — никто назад не воротился". И в ту же минуту приказал старшего конюха кликнуть.
Увидал его и сразу кричит:
— Не мешкай, поезжай — привези гусли-самоигры, гусака-плясуна да кота-игруна!
Отвечает Иван Меньшой — разумом большой:
— Да что ты, ваше царское величество, я про них и слыхом не слыхал! Куда я поеду?
Царь рассердился — корону набок сдвинул, ногой топнул:
— Ты что тут вздумал разговоры разговаривать, моему царскому слову супротивиться! Коли достанешь — награжу, а не достанешь — на себя пеняй: мой меч — твоя голова с плеч.
Пошел Иван Меньшой — разумом большой от царя невесел, буйную голову повесил. Стал седлать кобылицу-златогривицу. Она спрашивает:
— Что, хозяин, печальный? Или беда приключилась?
— Как же мне веселому быть! Царь велел добыть гусли-самоигры, гусака-плясуна да кота-игруна, а я про них и слыхом не слыхал.
— Ну, то небольшая беда, — говорит кобылица-златогривица. — Садись, да поедем к Яге Ягишне — узнаем, где добывать те диковины.
Иван Меньшой — разумом большой в путь-дорогу собрался. Только и видели, как он на кобылицу-златогривицу садился, а никто не видал, как добрый молодец со двора укатил.
Ехал он близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли, заехал в глухой лес, такой темный — свету белого не видать. Кобылица-златогривица отощала, и сам притомился. Выехал на поляну и видит: стоит избушка на курьей лапке, на веретенной пятке, с востока на запад поворачивается. Подъехал ближе и заговорил:
— Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Мне не век вековать — одну ночку переночевать.
Избушка повернулась к нему передом. Привязал молодец кобылицу-златогривицу, на крыльцо взбежал, дверь на пяту размахнул. Сидит в избушке баба Яга, костяная нога, нос у ней в потолок врос, возле — ступа да пест стоят.
Увидала Яга Ягишна гостя и говорит:
— Давно русского духу не слыхала, а тут русский дух сам ко мне пожаловал. Сказывай, молодец, зачем приехал?
— Что ты, бабушка, неласково гостя встречаешь, выспрашиваешь у холодного да у голодного! У нас на Руси дорожного человека сперва накормят, напоят, в бане выпарят да спать уложат, а потом станут выспрашивать.
Тут баба Яга спохватилась:
— Ох, добрый молодец, не взыщи, у нас — не у вас, прости меня, старуху! Все дело справим, как надобно.
И принялась хлопотать. Собрала на стол, накормила, напоила гостя, потом баньку вытопила. Напарился, намылся Иван Меньшой — разумом большой. Баба Яга постель постелила, уложила его спать, а сама села к изголовью, стала спрашивать:
— Скажи, добрый молодец: по доброй воле сюда заехал или неволя тебя пригнала и куда ты путь держишь?
Отвечает гость:
— Велел мне царь достать гусли-самоигры, гусака-плясуна да кота-игруна. Кабы ты мне, бабушка, сказала, где их найти, век бы твое добро помнить стал.
— Ох ты, дитятко, знаю я, где те диковины, да взять их трудно. Много туда добрых молодцев езживало, да назад ни один не воротился.
— Ну, бабушка, чему быть — того не миновать, а ты пособи моему горю, расскажи, куда мне ехать.
— Жалко мне тебя, дитя, да делать нечего, надо тебе пособить. Ты свою кобылицу-златогривицу у меня оставь, будет она в сохранности. И вот тебе клубочек. Завтра, как выйдешь, кинь его наземь — куда клубочек покатится, туда и ты ступай. Приведет он тебя к моей середней сестре. Ты клубочек покажи — и она тебе все расскажет, переправит к старшей сестре и всем, чем может, пособит.
На другой день разбудила гостя ни свет ни заря, накормила, напоила, на двор проводила. Иван Меньшой — разумом большой поблагодарил бабу Ягу, распростился и отправился в путь-дорогу. Сказка скоро сказывается, да не так скоро дело делается. А клубок все вперед да вперед катится, вслед за ним молодец подвигается.
Шел день и другой, на третий день подкатился клубок к избушке на воробьиной лапке, на веретенной пятке и тут остановился.
— Повернись, избушка, ко мне передом, а к лесу задом! — сказал молодец.
Избушка повернулась, и поднялся молодец на крыльцо.
Встретила его хозяйка неласково:
— Давно я русского духу не слыхала, человечьего мяса не едала, а тут человек ко мне сам пришел. Чего тебе надо, говори!
Подал ей Иван Меньшой — разумом большой клубок. Баба Яга взглянула на клубок, руками всплеснула:
— Ох, да ты не чужой, а гость дорогой! Тебя моя меньшая сестра ко мне отправила? Так бы ты и сказал.
И забегала, захлопотала. Стол накрыла, всяких кушаньев да вин наставила, стала гостя потчевать:
— Пей, ешь досыта да повались отдохни, а потом и о деле станем толковать.
Иван Меньшой — разумом большой напился, наелся, повалился отдыхать, а баба Яга, середняя сестра, села к изголовью, стала выспрашивать. Рассказал ей гость, кто он да откуда и по какому делу идет путем-дорогой. Баба Яга говорит:
— Не дальний тебе путь лежит, да не знаю, как ты жив останешься. Гусли-самоигры, гусак-плясун да кот-игрун — у нашего племянника, Змея-горыныча. Много туда добрых молодцев прошло, а назад никто не воротился, всех погубил Змей Горыныч. Он сын нашей старшей сестры. Надо попросить, чтобы старшая сестра помогла, а то не быть тебе живому. Пошлю к ней сегодня ворона — птицу вещую, пусть сестру упредит. А ты покуда спи-отдыхай, завтра рано разбужу.
Ночь добрый молодец проспал, поутру раненько встал, умылся. Покормила его баба Яга и дала красный шерстяной клубочек. Вывела на тропинку, и тут они распрощались. Клубок покатился, Иван Меньшой — разумом большой вслед пошел.
Вот он идет и идет: от утренней зари до вечерней, от вечерней — до утренней. Притомится, возьмет клубок в руки, посидит, съест сухарик, воды ключевой напьется и продолжает путь-дорогу.
На третий день к вечеру остановился клубок у большого дома. Стоит тот дом на двенадцати столбах, на двенадцати камнях. Вокруг дома высокий частокол.
Пес залаял — и выбежала на крыльцо баба Яга, старшая сестра, пса уняла, сама говорит:
— Знаю, все знаю про тебя, добрый молодец: прилетел ко мне от середней сестры ворон — птица вещая. Как-нибудь твоему горю-нужде помогу. Проходи в горницу да садись с дороги попить-поесть.
Накормила гостя, напоила:
— Теперь тебе надо ухорониться. Скоро мой сынок. Змей Горыныч, прилетит, голодный да сердитый. Как бы он не сглонул тебя.
Отворила погребицу:
— Полезай в подполье, сиди там, покуда не позову.
Только успела подполье закрыть, как все кругом зашумело, загремело. Двери размахнулись, и влетел Змей Горыныч — весь дом ходуном заходил.
— Чую, русским Духом пахнет!
— Что ты, сынок, где тут русскому духу быть, как уж сколько годов серый волк не прорыскивал, ясный сокол не пролетывал. Ты по свету летал, там русского духу и набрался.
А сама хлопочет, на стол собирает. Вытянула из печки жареного быка, поставила ведро вина. Выпил Змей Горыныч вино, быком закусил, стало ему повеселее.
— Эх, мать, с кем бы мне позабавиться? Хоть бы в карты в дурака сыграть!
— Нашла бы я, сынок, с кем тебе позабавиться, в дурака сыграть, да боюсь, как бы ты чего худого не сделал.
— Зови, мать, не бойся, никому вреда не сделаю. До смерти охота мне потешиться, поиграть.
— Ну, помни, сынок, свое обещание, — молвила баба Яга и отворила погребицу: — Подымись, Иван Меньшой — разумом большой, уважь хозяина — поиграй в карты.
Сели за стол. Говорит Змей Горыныч:
— Станем играть так: кто кого обыграет, тот того и съест.
Всю ночь играли. Баба Яга гостю помогала, и к утру, к свету, Иван Меньшой — разумом большой обыграл Змея-горыныча, оставил в дураках.
Стал тот просить: — Погости, молодец, у нас. Вечером, как вернусь домой, еще поиграем: хочу я отыграться.
Змей Горыныч улетел, а Иван Меньшой — разумом большой выспался вволю. Баба Яга накормила его, напоила.
Вечером Змей Горыныч воротился, съел трехлетка-быка жареного, выпил вина полтора ведра и говорит:
— Ну, теперь сядем играть — стану отыгрываться.
Сидят играют, а Змей Горыныч ту ночь не спал да день по свету летал, притомился, нашла на него дремота. Иван Меньшой — разумом большой да бага Яга опять его обыграли, оставили другой раз в дураках. Говорит Змей Горыныч:
— Надо мне сейчас лететь, свои дела справлять, а вечером в третий раз сыграем.
Иван Меньшой — разумом большой отдохнул, выспался, а Змей горыныч две ночи не спал да весь белый свет облетел, усталый воротился. Съел жареного быка, выпил два ведра вина, зовет гостя:
— Садись, молодец, стану отыгрываться.
А сам сидит дремлет. И скоро его добрый молодец третий раз обыграл, в дураках оставил. Перепугался Змей Горыныч, пал на колени, взмолился:
— Ох, добрый молодец, не губи, не ешь меня! Я тебе какую хочешь службу сослужу.
И матери в ноги повалился:
— Мама, уговори гостя меня в живых оставить!
А Ивану Меньшому — разумом большому только того и надо:
— Ладно, Змей Горыныч, обыграл я тебя три раза. Коли отдашь мне три диковинки: гусли-самоигры, гусака-плясуна да кота-игруна — на том мы и поладим.
Змей Горыныч засмеялся, кинулся обнимать гостя да бабу Ягу:
— Отдам, отдам все три диковины! Я себе еще лучше достану.
Задал Змей Горыныч пир на весь мир. На том пиру доброго молодца потчевал, братом называл. Потом сам вызвался:
— Чем тебе, гостенек, пешим добираться и гусли-самоигры, гусака-плясуна да кота-игруна нести, я тебя в одночасье куда надо унесу.
— Вот, сынок, хорошо! — говорит баба Яга. — Отнеси гостя к моей младшей сестре, твоей тетке, а на обратном пути середнюю сестру проведай, давно ты у них не бывал.
Пир отпировали. Взял Иван Меньшой — разумом большой свои диковинки, с бабой Ягой простился. Подхватил его Змей Горыныч и взвился под облака. Часу не прошло, как спустился Змей Горыныч возле избушки младшей бабы Яги. Хозяйка на крыльцо выбежала, с радостью гостей встретила.
Иван Меньшой — разумом большой мешкать не стал. Оседлал свою кобылицу-златогривицу, с бабой Ягой, младшей сестрой, да со Змеем-горынычем распрощался и отправился в свое государство.
Привез все диковинки в целости-сохранности, а у царя в ту пору сидели в гостях три царя с царевичами, три короля с королевичами да министры с боярами.
Добрый молодец зашел в горницу и подал царю гусли-самоигры, гусака-плясуна да кота-игруна. Обрадовался царь:
— Ну, Иван Меньшой — разумом большой, сумел ты мне эдакую службу сослужить! Я хвалю за то и жалую. Был ты старшим конюхом, а теперь тебе быть моим царским советником.
Бояре да министры поморщились, промеж себя перемолвились:
— Сидеть рядом с конюхом — нашей чести великая поруха. Эко царь выдумал!
Тут гусли-самоигры заиграли, кот-игрун стал тоненько тренькать, а гусак-плясун — приплясывать. И такое пошло веселье — на месте усидеть нельзя. Все именитые гости ударились в пляс.
Время идет, а все пляшут и пляшут. У царей да у королей короны сбились набекрень, царевичи да королевичи каруселью в присядке носятся. Министры да бояре потом обливаются, поойкивают, а остановиться никто не может.
Царь рукой машет:
— Ох, Иван Меньшой — разумом большой, останови забаву: совсем упарились!
Добрый молодец все три диковинки в мешок склал, и сразу все стихло.
Гости кто куда повалились, отдуваются:
— Ну и потеха, ну и забава — эдакой век не видано!
Иноземные гости завидуют. Царь рад-радехонек.
Теперь все цари да короли узнают и от зависти изведутся. Ни у кого таких редкостей нету.
А бояре с министрами переговариваются:
— Эдак скоро простой мужик-деревенщина станет первым человеком в царстве и всю свою мужицкую родню на должности поставит, а нас, именитую знать, со света сживет, коли мы от него не избавимся.
На другой день собрались министры с боярами, сидят думают, как нового царского советника извести. Один старый князь присоветовал:
— Позовите ярыгу-пьяницу, он на эти дела мастер.
Пришел ярыга-пьяница, поклонился:
— Знаю, господа министры да бояре, зачем я вам понадобился. Коли полведра вина поставите, научу, как от нового царского советника избавиться.
— Сказывай — за наградой не постоим.
Поднесли для начала чарочку. Выпил ярыга и говорит:
— Сорок годов прошло с тех пор, как наш царь овдовел. И с той поры много раз сватал Алену, прекрасную царевну, да высватать не мог. Три раза войной ходил на Аленино царство, сколько войска погубил — и силой не взял. Пусть пошлет Ивана Меньшого — разумом большого Алену, прекрасную царевну, добывать. Туда уедет — назад не воротится.
Бояре да министры повеселели. Наутро пошли к царю:
— С умом ты, царь-государь, нового царского советника сыскал. Эдакие диковины сумел достать, а теперь похваляется, что может Алену, прекрасную царевну, похитить да сюда привезти.
Как услышал царь про Алену, прекрасную царевну, не мог на месте усидеть, с трона соскочил:
— А и правда, совсем из головы выскочило! Вот кого надо послать Алену, прекрасную царевну, доставать.
Позвал нового своего советника и говорит:
— Поезжай за тридевять земель, в тридесятое царство, привези мне невесту Алену, прекрасную царевну.
Иван Меньшой — разумом большой отвечает: — Ваше царское величество, Алена, прекрасная царевна, — не гусли-самоигры, не гусак-плясун и не кот-игрун: царевну в мешок не сунешь. Да, может, она и ехать не захочет сюда.
Царь ногами затопал, руками замахал, бородой затряс:
— Не перечь мне! Я знать ничего не знаю — как умеешь, так и доставай. Привезешь невесту Алену, прекрасную царевну, дам тебе город с пригородком и министром поставлю, а не привезешь — велю голову отрубить.
Вышел Иван Меньшой — разумом большой от царя в печали, в большом раздумье. Стал кобылицу-златогривицу седлать, а она спрашивает:
— Чего, хозяин, задумался? Или какая беда-невзгода над тобой?
— Беды большой нету, да и радоваться нечему. Посылает царь невесту Алену, прекрасную царевну, доставать. Сам три года сватался — не высватал, три раза войной ходил — достать не мог, а меня одного посылает.
— Ну, тут беды большой нет, — молвила кобылица-злато-гривица. — Я помогу, и как-нибудь дело справится.
Иван Меньшой — разумом большой недолго снаряжался, а скорее того в дорогу отправлялся. Только и видели, как в седло садился, а никто не видал, как со двора молодец укатил.
Ехал долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли и приехал в тридесятое царство. Стоит на пути высокая ограда. Кобылица-златогривица легко через ограду перескочила — и очутился молодец в царском заповедном саду. Говорит кобылица-златогривица:
— Я обернусь красивой яблоней с золотыми яблоками, а ты повались возле меня и ухоронись. Завтра выйдет Алена, прекрасная царевна, в сад погулять, и захочется ей золотое яблочко сорвать. Подойдет близко — ты не зевай, хватай царевну, а я буду наготове. Ни минуты не мешкай, садись с царевной на меня. Коли оплошаешь — ни тебе, ни мне в живых не быть.
На другой день утром вышла Алена, прекрасная царевна, в заповедный сад погулять. Увидала яблоню с золотыми яблоками и крикнула своим мамкам, нянькам да сенным девушкам:
— Ах, какая яблоня красивая! И яблоки золотые!.. Стойте тут, ждите меня, я сбегаю яблочко сорву.
Только подбежала, как, откуда ни возьмись, выскочил Иван Меньшой — разумом большой, ухватил Алену, прекрасную царевну, за руки. И в ту же минуту яблоня обернулась кобылицей-златогривицей. Бьет кобылица-златогривица копытами, торопит. Вскочил добрый молодец в седло и Алену, прекрасную царевну, подхватил. Тут только мамки, няньки да сенные девушки их и видели. Подняли они крик. Сбежались караульные, но Алены, прекрасной царевны, и след простыл. Царь узнал, нарядил погоню: во все стороны верховых послал. На другой день все воротились с пустыми руками, только коней загнали, а похитника никто и в глаза не видал.
Иван Меньшой — разумом большой той порой много земель проехал, много рек да озер позади оставил.
Первое время Алена, прекрасная царевна, отбивалась, супротивилась, потом затихла, заплакала. Поплачет да на доброго молодца взглянет, поплачет да взглянет. На другой день заговорила:
— Сказывай, кто ты есть? Из какой земли, из какой орды? Чьих родов сын и как тебя звать-величать?
— Зовут меня Иваном Меньшим, а прозывают разумом большим. Сам я из такого-то царства, крестьянский сын.
— Скажи, Иван Меньшой — разумом большой, для себя ли ты похитил меня или по чьему приказу?
— Велел мне достать тебя наш царь.
Алена, прекрасная царевна, руки заломила и крикнула:
— Да ни в жизнь я за такого старого замуж не пойду! Он три года сватал — не высватал, три раза наше царство воевал — ничего добиться не мог, только войско потерял. И теперь не видать ему меня, как своих ушей!
Доброму молодцу те речи по душе пришлись. Ничего ей не сказал, а про себя подумал: "Вот кабы мне такая жена досталась!"
И тут в скором времени показалась своя земля. Старый царь все дни от окна не отходил, все на дорогу поглядывал, ждал, когда покажется Иван Меньшой — разумом большой.
Добрый молодец еще к городу подъезжал, а царь уж на красном крыльце дожидался. И не успел на царский двор заехать, как сбежал царь с крыльца. Алену, прекрасную царевну, с седла снимал, за белые руки брал, сам говорил:
— Сколько годов я сватов засылал и сам свататься приходил, все отказывалась, а теперь уж придется со мной под венец идти.
Усмехнулась Алена, прекрасная царевна:
— Ты бы, царское величество, мне с дороги хоть отдохнуть дал, а уж потом о свадьбе разговор завел.
Царь засуетился, захлопотал, позвал мамок, нянек да сенных девушек:
— Готов ли терем для дорогой гостьи?
— Все давно приготовлено.
— Ну вот, принимайте свою будущую царицу. Все, что скажет, исполняйте, чтобы ни в чем ей отказу не было, — приказал царь.
Мамки, няньки да сенные девушки увели Алену, прекрасную царевну, в терем. А царь Ивану Меньшому — разумом большому говорит:
— Молодец, Ваня! За эдакую службу быть тебе моим главным министром, и жалую тебя еще тремя городами с пригородками.
День ли, два ли прошло — не терпится старому царю, охота поскорее свадьбу сыграть. Спрашивает у Алены, прекрасной царевны:
— На какой день станем гостей звать, когда поедем венчаться?
Отвечает царевна:
— Как я стану венчаться, коли нету моего обручального перстня да свадебной кареты!
— Ну, за этим дело не станет, — говорит царь, — колец да карет в нашем царстве хоть отбавляй. Есть из чего выбрать, а уж коли ничего по нраву не найдешь, пошлем гонца в заморские страны, оттуда привезем.
— Нет, царское величество, ни в какой карете, опричь своей, под венец не поеду и никаким иным перстнем, кроме своего, обручаться не буду, — отвечала Алена, прекрасная царевна.
Царь спрашивает:
— А где твой перстень и твоя свадебная карета?
— Перстень в укладке, укладка в карете, а карета на дне моря-океана, близ острова Буяна. И покуда не достанешь, о свадьбе со мной не заговаривай.
Царь корону снял, в затылке почесал:
— Как же твою карету со дна моря-океана достать?
— Эта забота не моя, — сказала царевна. — Как знаешь, так и доставай.
И ушла в свой терем.
Остался царь один.
Думал он, думал и вспомнил про Ивана Меньшого — разумом большого. "Вот кто мне перстень да карету достанет!". Позвал Ивана Меньшого и говорит:
— Ну, мой верный слуга Иван Меньшой — разумом большой, только ты один и мог сыскать гусли-самоигры, гусака-плясуна да кота-игруна. Ты мне достал и невесту Алену, прекрасную царевну. Сослужи еще третью службу — привези обручальный перстень да карету. Перстень царевнин в укладке, укладка в карете, а карета на дне моря-океана, возле острова Буяна. Коли привезешь перстень да карету — я тебе треть царства отпишу.
Говорит Иван Меньшой — разумом большой:
— Да что ты, ваше царское величество, ведь я не рыба-кит! Как я стану на дне морском перстень да карету искать?
Царь рассердился, ногами затопал, закричал:
— Знать ничего не знаю и ведать не ведаю! Мое царское дело — приказывать, а твое — слушаться! Привезешь перстень да карету — награжу по-царски, а не привезешь — голову на плахе отсеку.
Пошел добрый молодец на конюшню, стал кобылицу-златогривицу седлать. Спрашивает кобылица:
— Куда, хозяин, собрался?
— И сам еще не знаю куда, а ехать надобно. Велел царь обручальный перстень царевнин да свадебную карету достать. Перстень в укладке, укладка в карете, а карета на дне моря-океана, возле острова Буяна. Вот и поедем доставать.
Кобылица-златогривица говорит:
— Эта служба потруднее всех будет. Хоть дорога и не дальняя, да, может статься, печальная. Знаю, где карета, а достать нелегко. Я спущусь на дно моря-океана, запрягусь и привезу карету на берег, если меня морские кони не увидят, а уж коли увидят морские кони — загрызут насмерть. Век тебе не видать ни меня, ни кареты.
Иван Меньшой — разумом большой задумался. Думал, думал и придумал. Пошел к царю:
— Дай мне, царское величество, двенадцать воловьих кож, дай двенадцать пудов просмоленной бечевы, двенадцать пудов смолы да котел.
— Этого добра бери сколько надо да торопись службу исполнять.
Нагрузил молодец кожи, бечеву и смолу да большой котел на телегу, запряг кобылицу-златогривицу и отправился в путь-дорогу.
Приехал на царские заповедные луга, на морской берег.
Стал молодец кобылицу-златогривицу кожами укрывать, бечевой просмоленной увязывать:
— Если кони морские увидят да накинутся — не скоро до тебя зубами доберутся.
Двенадцать воловьих кож умотал, двенадцать пудов бечевы просмоленной увязал. Потом стал смолу разогревать да той смолой заливать. Двенадцать пудов смолы на кожи да на бечеву вылил.
— Вот теперь мне кони морские не страшны, — говорит кобылица-златогривица. — Сиди на лугах и ожидай меня три дня, в гусли играй, а глаз не смыкай.
Тут она кинулась в море и скрылась под водой.
Остался Иван Меньшой — разумом большой один на морском берегу. День прошел, и другой прошел — не спит молодец, в гусельцы поигрывает, на море поглядывает. На третий день напала маета, стало ко сну клонить, и гусельцы его не развлекают. Крепился, крепился и не смог удержаться — задремал.
Много ли, мало ли времени подремал — услышал сквозь сон конский топ. Взмахнул глаза и видит: выскочила на берег кобылица-златогривица с каретой. Шесть морских коней златогривых висят по бокам.
Иван Меньшой — разумом большой кинулся навстречу. Говорит кобылица-златогривица:
— Не укрыл бы ты меня воловьими кожами, не увязал бы бечевой да не залил смолой, век бы не дождался. Целым табуном напали на меня морские кони, девять кож воловьих начисто порвали да две крепко попортили, а эти шесть коней так увязли в смоле да в веревках зубами — оторваться не могли. Ну да ладно, они тебе пригодятся.
Добрый молодец спутал ноги морским коням, схватил ременную плеть и стал их учить уму-разуму. Бьет да приговаривает:
— Будете слушаться, хозяином меня признавать? А не станете слушаться — насмерть забью и волкам скормлю!
Пали кони на коленки, взмолились:
— Не мучь, не бей, добрый молодец, будем слушаться и станем тебе верно служить. Пристигнет беда — выручим тебя.
Кинул плеть, запряг всех коней в карету и поехал домой.
Подкатил семериком к царскому красному крыльцу. Кобылицу-златогривицу да коней морских в конюшню поставил, а сам пошел к царю:
— Бери, царское величество, карету со всем приданым — у крыльца стоит.
Царь ему и спасибо не сказал. Скорым-скоро побежал, достал укладку и понес Алене, прекрасной царевне:
— Я тебя, Алена, прекрасная царевна, потешил: все твои желания исполнил, укладку и перстень достал, а свадебная карета у крыльца стоит. Сказывай, когда станем свадьбу играть, на какой день гостей звать?
Отвечает прекрасная царевна:
— Повенчаться-то я согласна, и свадьбу можно скоро сыграть. Да не хочется мне, чтобы ты такой старый да седатый со мной под венец шел. Станут люди судить-рядить, над тобой смеяться, скажут: "Старый да седатый молодую взял". На людской роток ведь не накинешь платок. Вот как бы ты помолодился перед свадьбой — все бы у нас ладно было.
Спрашивает царь:
— Научи, как из старого молодым стать?
Помолодиться-то куда бы с добром, да у нас еще эдакого не слыхано.
Алена, прекрасная царевна, говорит:
— Надо найти три больших медных котла. В первый дополна цельного молока налить, в другой и в третий — студеной ключевой воды. Котел с молоком да один котел с водой нагреть. И как закипит ключом молоко да вода — кидайся сперва в молоко, потом в горячую воду, а уж потом в студеную. Как окунешься с головой во всех трех котлах — выйдешь молодым да пригожим, будто двадцати годов.
— А не обожгусь я? — спросил царь.
— У нас в царстве совсем стариков нету, — отвечает прекрасная царевна, — все так молодятся, и никто не обжигался.
Пошел царь и велел приготовить все так, как Алена, прекрасная царевна, научила.
А как закипели ключом молоко да вода — задумался: боязно стало. Ходил, ходил вокруг котлов, хлопнул себя по лбу:
— Чего долго раздумывать? Пусть Иван Меньшой — разумом большой сперва попробует искупаться, а я погляжу: коли хорошо — и сам выкупаюсь. А Иванко сгорит — плакать некому: кони мне достанутся, и треть царства посуленую отписывать не надо будет.
И велел кликнуть Ивана Меньшого — разумом большого.
— Зачем, царское величество, звал меня? Ведь я еще с дороги отдохнуть не успел.
— Сейчас тебя отпущу, — говорит царь. — Выкупайся в этих трех котлах и поди отдыхай.
Поглядел Иван Меньшой — разумом большой в котлы: молоко да вода ключом кипят, только в третьем вода спокойная.
— Ты что, царское величество, задумал меня живьем сварить? За всю мою верную службу хочешь так наградить?
— Да нет, Ваня! Кто во всех трех котлах выкупается, тот из старого молодым станет да красивым.
— Я и так не старый, ваше царское величество, и мне незачем молодиться.
Царь сердиться стал:
— Что ты такой супротивный? Всегда мне перечишь. Добром не станешь купаться, силком заставлю, а за супротивство на дыбу (дыба - один из видов пытки)отправлю.
В ту пору Алена, прекрасная царевна, прибежала из своего терема. Улучила минуту и шепнула доброму молодцу незаметно от царя:
— Перед тем как в котел нырнуть, дай знать кобылице-златогривице да морским коням и потом купайся безо всякой опаски.
А царю она говорит:
— Пришла узнать, все ли тебе приготовили, как я сказывала.
Обошла котлы кругом, поглядела и говорит:
— Все как надобно быть. Ты, царское величество, купайся, а я побегу к свадьбе готовиться.
И ушла в свой терем. Иван Меньшой — разумом большой поглядел на царя:
— Ладно, потешу тебя в последний раз, все равно двум смертям не бывать, а одной не миновать. Позволь только взглянуть еще раз на кобылицу-златогривицу. Много мы с ней странствовали. Поди знай, может быть, больше и не видать.
Позволил царь:
— Ступай да не мешкай там!
Пошел Иван Меньшой — разумом большой на конюшню, кобылице-златогривице да морским коням все рассказал, а те ему говорят:
— Как услышишь, мы все вместе всхрапнем до трех раз — смело ныряй и ничего не бойся.
Воротился Иван к царю:
— Ну, я теперь совсем справился, ваше величество, сейчас буду нырять.
И вот слышит: кони всхрапнули раз, другой и третий. Тут добрый молодец бултых в котел с молоком, вынырнул да из первого котла прямо в котел с кипятком кинулся, а потом в студеной ключевой воде окунулся и вышел из третьего котла таким пригожим да красивым, что нельзя описать, только в сказке рассказать.
Царь, глядя на него, больше раздумывать не стал, кое-как вскарабкался на помост, пал в котел с молоком, да там и сварился.
Тут Алена, прекрасная царевна, скорым-скоро с крутого крылечка сбегала, Ивана Меньшого — разумом большого за белые руки брала, обручальный перстень ему на палец надевала. Сама усмехнулась и промолвила:
— Похитил ты меня по царскому приказанию, а теперь нет царя в живых. Воля у тебя своя: хочешь — назад вези, а хочешь — у себя оставь.
Иван Меньшой — разумом большой прекрасную царевну за руки взял, суженой назвал и надел ей на палец свое колечко.
Потом послал посыльных отца с матерью да братьев из деревни на свадебный пир звать.
В скором времени отец с матерью да тридцать два брата, тридцать два молодца, приехали на царский двор. И тут принялись веселым пирком да за свадебку.
Свадьбу сыграли, пир отпировали, и Иван Меньшой — разумом большой со своей женой Аленой, прекрасной царевной, стали жить-поживать да отца с матерью покоить.
