Рассказ Где это видано, где это слыхано…

    На перемене подбежала ко мне наша октябрятская вожатая Люся и говорит:
 – Дениска, а ты сможешь выступить в концерте? Мы решили организовать двух малышей, чтобы они были сатириками. Хочешь?
    Я говорю:
 – Я все хочу! Только ты объясни: что такое сатирики.
    Люся говорит:
 – Видишь ли, у нас есть разные неполадки… Ну, например, двоечники или лентяи, их надо прохватить. Понял? Надо про них выступить, чтобы все смеялись, это на них подействует отрезвляюще.
    Я говорю:
 – Они не пьяные, они просто ленятся.
 – Это так говорится: "отрезвляюще",– засмеялась Люся.– А на самом деле просто эти ребята призадумаются, им станет неловко, и они исправятся. Понял? Ну, в общем, не тяни: хочешь – соглашайся, не хочешь – отказывайся!
    Я сказал:
 – Ладно уж, давай!
    Тогда Люся спросила:
 – А у тебя есть партнер?
 – Нету.
    Люся удивилась:
 – Как же ты без товарища живешь?
 – Товарищ у меня есть, Мишка. А партнера нету.
    Люся снова улыбнулась:
 – Это почти одно и то же. А он музыкальный, Мишка твой?
 – Нет, обыкновенный.
 – Петь умеет?
 – Очень тихо. Но я научу его петь погромче, не беспокойся.
    Тут Люся обрадовалась:
 – После уроков приведи его в малый зал, там будет репетиция!
    И я со всех ног пустился искать Мишку. Он стоял в буфете и ел сардельку.
 – Мишка, хочешь быть сатириком?
    А он сказал:
 – Погоди, дай доесть.
    Я стоял и смотрел, как он ест. Сам маленький, а сарделька толще его шеи. Он держал эту сардельку руками и ел прямо целой, не разрезал, и шкурка трещала и лопалась, когда он ее кусал, и оттуда брызгал горячий пахучий сок.
    И я не выдержал и сказал тете Кате:
 – Дайте мне, пожалуйста, тоже сардельку, поскорей!
    И тетя Катя сразу протянула мне мисочку. И я очень торопился, чтобы Мишка без меня не успел съесть свою сардельку: мне одному не было бы так вкусно. И вот я тоже взял свою сардельку руками и тоже, не чистя, стал грызть ее, и из нее брызгал горячий пахучий сок. И мы с Мишкой так грызли на пару, и обжигались, и смотрели друг на дружку, и улыбались.
    А потом я ему рассказал, что мы будем сатириками, и он согласился, и мы еле досидели до конца уроков, а потом побежали в малый зал на репетицию.
    Там уже сидела наша вожатая Люся, и с ней был один парнишка, приблизительно из четвертого, очень некрасивый, с маленькими ушами и большущими глазами.
    Люся сказала:
 – Вот и они! Познакомьтесь пожалуйста, это наш школьный поэт Андрей Шестаков.
    Мы сказали:
 – Здорово!
    И отвернулись, чтобы он не задавался.
    А поэт сказал Люсе:
 – Это что, исполнители, что ли?
 – Да.
    Он сказал:
 – Неужели ничего не было покрупней?
    Люся сказала:
 – Как раз то, что требуется!
    Но тут пришел наш учитель пения Борис Сергеевич. Он сразу подошел к роялю:
 – Нуте-с, начинаем! Где стихи?
    Андрюшка вынул из кармана какой-то листок и сказал:
 – Вот. Я взял размер и припев у Маршака, из сказки об ослике, дедушке и внуке: "Где это видано, где это слыхано…"
    Борис Сергеевич кивнул:
 – Читай вслух!
    Андрюшка стал читать:
            Папа у Васи силен в математике,
            Учится папа за Васю весь год.
            Где это видано, где это слыхано, –
            Папа решает, а Вася сдает?!
    Мы с Мишкой так и прыснули. Конечно, ребята довольно часто просят родителей решить за них задачу, а потом показывают учительнице, как будто это они такие герои. А у доски ни бум—бум – двойка! Дело известное. Ай да Андрюшка, здорово прохватил!
    А Андрюшка читает дальше, так тихо и серьезно:
            Мелом расчерчен асфальт на квадратики,
            Манечка с Танечкой прыгают тут.
            Где это видано, где это слыхано, –
            В "классы" играют, а в класс не идут?!
    Опять здорово. Нам очень понравилось! Этот Андрюшка просто настоящий молодец, вроде Пушкина!
    Борис Сергеевич сказал:
 – Ничего, неплохо! А музыка будет самая простая, вот что-нибудь в этом роде. – И он взял Андрюшкины стихи и, тихонько наигрывая, пропел их все подряд.
    Получилось очень ловко, мы даже захлопали в ладоши.
    А Борис Сергеевич сказал:
 – Ну а кто наши исполнители?
    А Люся показала на нас с Мишкой:
 – Вот!
 – Ну что ж,– сказал Борис Сергеевич,– у Миши хороший слух… Правда, Дениска поет не очень-то верно.
    Я сказал:
 – Зато громко.
    И мы начали повторять эти стихи под музыку и повторили их, наверно, раз пятьдесят или тысячу, и я очень громко орал, и все меня успокаивали и делали замечания:
 – Ты не волнуйся! Ты тише! Спокойней! Не надо так громко!
    Особенно горячился Андрюшка. Он меня совсем затормошил. Но я пел только громко, я не хотел петь потише, потому что настоящее пение – это именно когда громко!
    И вот однажды, когда я пришел в школу, я увидел в раздевалке объявление:
    ВНИМАНИЕ! Сегодня на большой перемене в малом зале состоится выступление "Пионерского Сатирикона"! Исполняет дуэт малышей! На злобу дня! Приходите все!
    И во мне сразу что-то екнуло. Я побежал в класс. Там сидел Мишка и смотрел в окно.
    Я сказал:
 – Ну, сегодня выступаем!
    А Мишка вдруг промямлил:
 – Неохота мне выступать…
    Я прямо оторопел. Как – неохота? Вот так раз! Ведь мы же репетировали? А как же Люся и Борис Сергеевич? Андрюшка? А все ребята, ведь они читали афишу и прибегут как один? Я сказал:
 – Ты что, обалдел, что ли? Людей подводить?
    А Мишка так жалобно:
 – У меня, кажется, живот болит.
    Я говорю:
 – Это со страху. У меня тоже болит, но ведь я не отказываюсь!
 Но Мишка все равно был какой-то задумчивый.
    На большой перемене все ребята кинулись в малый зал, а мы с Мишкой еле плелись позади, потому что у меня тоже совершенно пропало настроение выступать. Но в это время нам навстречу выбежала Люся, она крепко схватила нас за руки и поволокла за собой, но у меня ноги были мягкие, как у куклы, и заплетались. Это я, наверно, от Мишки заразился.
    В зале было огорожено место около рояля, а вокруг столпились ребята из всех классов, и няни, и учительницы. Мы с Мишкой встали около рояля. Борис Сергеевич был уже на месте, и Люся объявила дикторским голосом:
 – Начинаем выступление "Пионерского Сатирикона" на злободневные темы. Текст Андрея Шестакова, исполняют всемирно известные сатирики Миша и Денис! Попросим!
    И мы с Мишкой вышли немножко вперед. Мишка был белый как стена. А я ничего, только во рту было сухо и шершаво, как будто там лежал наждак. Борис Сергеевич заиграл. Начинать нужно было Мишке, потому что он пел первые две строчки, а я должен был петь вторые две строчки. Вот Борис Сергеевич заиграл,а Мишка выкинул в сторону левую руку, как его научила Люся, и хотел было запеть, но опоздал, и, пока он собирался, наступила уже моя очередь, так выходило по музыке. Но я не стал петь, раз Мишка опоздал. С какой стати!
    Мишка тогда опустил руку на место. А Борис Сергеевич громко и раздельно начал снова.
    Он ударил, как и следовало, по клавишам три раза, а на четвертый Мишка опять откинул левую руку и наконец запел:
            Папа у Васи силен в математике,
            Учится папа за Васю весь год.
    Я сразу подхватил и прокричал:
            Где это видано, где это слыхано, –
            Папа решает, а Вася сдает?!
    Все, кто был в зале, рассмеялись, и у меня от этого стало легче на душе. А Борис Сергеевич поехал дальше. Он снова три раза ударил по клавишам, а на четвертый Мишка аккуратно выкинул левую руку в сторону и ни с того ни с сего запел сначала:
            Папа у Васи силен в математике,
            Учится папа за Васю весь год.
    Я сразу понял, что он сбился! Но раз такое дело, я решил допеть до конца, а там видно будет. Взял и допел:
            Где это видано, где это слыхано, –
            Папа решает, а Вася сдает?!
 Слава богу, в зале было тихо – все, видно, тоже поняли, что Мишка сбился, и подумали: "Ну что ж, бывает, пусть дальше поет".
    А музыка в это время бежала все дальше и дальше. Но Мишка был какой-то зеленоватый.
    И когда музыка дошла до места, он снова вымахнул левую руку и, как пластинка, которую «заело», завел в третий раз:
            Папа у Васи силен в математике,
            Учится папа за Васю весь год…
    Мне ужасно захотелось стукнуть его по затылку чем-нибудь тяжелым, и я заорал со страшной злостью:
            Где это видано, где это слыхано, –
            Папа решает, а Вася сдает?!
    Мишка, ты, видно, совсем рехнулся! Ты что в третий раз одно и то же затягиваешь? Давай про девчонок!
    А Мишка так нахально:
 – Без тебя знаю!– И вежливо говорит Борису Сергеевичу:– Пожалуйста, Борис Сергеевич, дальше!
    Борис Сергеевич заиграл, а Мишка вдруг осмелел, опять выставил свою левую руку и на четвертом ударе заголосил как ни в чем не бывало:
            Папа у Васи силен в математике,
            Учится папа за Васю весь год…
    Тут все в зале прямо завизжали от смеха, и я увидел в толпе, какое несчастное лицо у Андрюшки, и еще увидел, что Люся, вся красная и растрепанная,пробивается к нам сквозь толпу. А Мишка стоит с открытым ртом, как будто сам на себя удивляется. Ну, а я, пока суд да дело, докрикиваю:
            Где это видано, где это слыхано, –
            Папа решает, а Вася сдает?!
    Тут уж началось что-то ужасное. Все хохотали как зарезанные, а Мишка из зеленого стал фиолетовым. Наша Люся схватила его за руку и утащила к себе.Она кричала:
 – Дениска, пой один! Не подводи!.. Музыка! И!..
    А я стоял у рояля и решил не подвести. Я почувствовал, что мне стало все равно, и, когда дошла музыка, я почему-то вдруг тоже выкинул в сторону левую руку и совершенно неожиданно завопил:
            Папа у Васи силен в математике,
            Учится папа за Васю весь год…
    Я даже плохо помню, что было дальше. Было похоже на землетрясение. И я думал, что вот сейчас провалюсь совсем под землю, а вокруг все просто падали от смеха – и няни, и учителя, все, все…
    Я даже удивляюсь, что я не умер от этой проклятой песни.
    Я наверно бы умер, если бы в это время не зазвонил звонок…
    Не буду я больше сатириком!