Вчера у нас были гости — дядя Юра, тётя Марина, Ксения Вячеславовна и ещё некоторые мамины сослуживцы.
Дядя Юра подарил мне губную гармошку, и я целый вечер на ней играла. В ванной, правда. Мама не разрешила мне играть на гармошке за столом, сказала, что я испорчу гостям аппетит. Но я что-то не заметила, чтобы можно было хоть чем-нибудь испортить им аппетит. Они уплетали наши пироги как миленькие, за ушами хрустело.
Сначала ели пирог с картошкой, который мы с мамой пекли часа три. Через несколько минут ни пирога, ни картошки на блюде не было…
Они ели, а я играла им на губной гармошке. Не понимаю, почему мама послала меня в ванную!
Мне так понравилось играть на губной гармошке, что я забыла про пироги, сидела в ванной и дула в гармошку, пока мама не пришла и не сказала, что от моего дутья у неё разламывается голова, а Ксении Вячеславовне сделалось плохо. Ещё бы, есть надо поменьше, так и помереть недолго!
— Пойдём к гостям, Люся, — сказала мама, — а то ты оглохнешь от своих трелей. Мне не нужны глухие дети! Вон у тебя уже круги под глазами!
Она схватила гармошку, сунула её в карман и поволокла меня к столу.
— Юрочка, смотри не подари ей в следующий раз барабан! — сказала мама.
И весь остальной вечер я пила вместе со всеми чай. А когда потом незаметно вытащила из маминого кармана гармошку, побежала в ванную, включила воду и дунула в гармошку, она вдруг выскользнула у меня из рук и шлёпнулась прямо под струю горячей воды, и сколько я потом ни дула, из неё вылетали только хилые сиплые звуки. То ли промокла она, то ли засорилась у мамы в кармане, то ли мама нарочно её заколдовала.
В этот день я поздно легла спать.
Положила губную гармошку под подушку, закрыла глаза.
Вдруг гармошка оживёт до завтра? Ну конечно, оживёт! Наверно, она просто устала, или ей надоело играть, или она обиделась на маму… Ничего! Завтра утром я вытащу её из-под подушки, потру шерстяным одеялом для блеска, дуну в неё, и она ка-ак заиграет!
Спокойной ночи, Люсенька! Спи, завтра всё будет в порядке.
Я проснулась рано. Сразу влезла с головой под подушку и приложила гармошку к губам.
— Не бойся, гармошечка, мама ничего не услышит!
Но гармошка только тоненько засипела.
Что же делать? Может, смазать её чем-нибудь?
Я принесла из ванной мамин крем, густо смазала гармошку, но и это не помогло.
Тогда мне пришло в голову подушить её духами…
Я сняла с полки в ванной голубую коробочку, принесла её в комнату и попыталась открыть флакон.
Духи не открывались.
Я изо всех сил вцепилась в стеклянную крышечку, и вдруг крышечка выскочила и половина флакона выплеснулась прямо на мою постель!
Господи, что я наделала! Подушка пахла оглушающе, духов во флаконе осталось на самом донышке! Надо скорей долить, чтобы мама не заметила!
Но как я пойду мимо маминой комнаты с пустым флаконом? Вдруг мама уже проснулась? Лучше долью-ка его здесь, водой из вазочки с мимозой. Мимоза давно засохла, вода ей больше не нужна.
Через минуту совершенно полный флакон стоял на своём месте в ванной, а я снова вернулась к гармошке. Я трясла её, уговаривала, шептала:
— Гармошечка, миленькая, починись, пожалуйста! Я буду играть на тебе с утра до ночи! А когда вырасту, стану знаменитой артисткой, буду с тобой по радио выступать! А на маму ты не обращай внимания! Мы с ней вообще разные люди. Ей всё не нравится, что мне нравится. Кошек она не любит. Червяков не выносит. Боится их до смерти, как будто они кусаются! Один раз я червяка домой принесла. Хотела, чтобы он у меня в коробке жил, крошки ел, капусту, апельсины… Знаешь, какой симпатичный был червяк! А она его взяла и выкинула!
Тут в комнату вошла мама. Вид у неё был оживлённый и радостный.
— Люська, одевайся скорее! Сегодня папа приезжает. Ты пойдёшь его встречать?
Ещё бы! Конечно! Конечно, я пойду встречать папу! Я так по нему соскучилась!
Я стала быстро одеваться.
Эх, как жалко, что сломалась моя гармошка! Я бы с музыкой встречала папу… Вот подходит поезд, папа выскакивает из вагона, мама кидается к нему с цветами, а я играю на гармошке! Папа подкидывает меня высоко-высоко, и я играю прямо в небе. Все головы задирают, машут цветами…
— Слушай, в чём дело, почему у тебя в комнате пахнет моими духами? — вдруг спросила мама.
Я похолодела:
— Н-не знаю…
— А ну, подойди сюда!
Она подозрительно меня понюхала.
— Ничего не понимаю. Скажи честно, ты трогала мои духи?
— Н-нет… Вернее, потрогала немножко, а потом на место положила.
— Вот как? На место положила? Но ведь я, кажется, строго-настрого запретила тебе прикасаться к моим духам! Что ты с ними делала? У меня впечатление, что ты поливала ими пол. А ну, принеси сюда флакон!
Целую минуту мама страшными глазами разглядывала на свет зеленоватую мутную жидкость, потом понюхала её и сморщилась:
— Господи, какая гадость! Что ты с ними натворила?
— Понимаешь, мамочка, у меня гармошка сломалась… и я…
— При чём тут гармошка? Я спрашиваю: что ты туда налила?! Зачем ты испортила мои французские духи? Ты же знаешь, как я их берегу!
— Мамочка, я не нарочно, — захныкала я. — Они сами вылились.
— Ах, значит, ты их вылила и, чтобы скрыть это, налила во флакон какую-то мерзость! Красиво, нечего сказать!.. Ну что же, благодарю за отравленное настроение. Ты всегда мне вовремя его испортишь… Конечно, о том, чтобы ехать со мной на вокзал, и речи быть не может! Ты останешься дома.
Она хлопнула дверью так, что у меня мурашки пробежали по спине. Всегда так! Разозлится из-за какого-нибудь пустяка! Подумаешь, духи несчастные пожалела! Они уже полгода стояли, старые стали, а моя гармошечка новенькая была! Духами подушишься, через пять минут уже не пахнет, а гармошка всю жизнь могла играть!
И папу мне встречать не дали!.. Ну что за жизнь такая! Папочка, приезжай скорее, мне без тебя плохо!
Я легла на диван и стала ждать папу. Было грустно.
Я закрыла глаза и стала думать, как удивится папа, когда не увидит меня на вокзале, и как мама станет ему жаловаться…
А потом я вдруг увидела папу.
Вытянув руки и улыбаясь во всё лицо, папа шёл ко мне по пустынному перрону.
Вокруг не было ни души. Только солнце светило в небе. Странно немножечко светило, как будто через туман…
В руках у папы был чемодан. На голове — красная шапочка с длинным козырьком, в каких катаются по улицам велосипедисты.
"Килик-милик, — бормотал папа. Смотрел на меня, смеялся и бормотал: — Килик-милик, килик-милик…"
И вдруг в руках у папы сверкнула моя гармошечка!
"Килик-милик, килик-милик, починись, гармошка, вмиг!" — воскликнул папа, приложил гармошку к губам… И она заиграла! Да так громко! Так весело!
Я подскочила на диване и протёрла глаза.
Передо мной стоял папа.
— Килик-милик, — сказал папа. — Селям алейкум, дочка!
Папа был в длинном полосатом халате. На ногах малиновые вышитые тапочки с загнутыми кверху носами. На голове — красная бархатная тюбетейка. Вылитый старик Хоттабыч!
В одной руке папа держал огромный зелёный арбуз, в другой — мою гармошку.
— Килик-милик, — подмигнул мне папа, хитро улыбнулся, поднёс гармошку к губам, и — чудо! — гармошка заиграла!
Мой милый папа стоял передо мной и играл на моей гармошке!
Из-за папиной спины выглядывало сияющее, смеющееся мамино лицо.
— Вставай, Люська! — говорила мама. — Вставай! Папа приехал! — И протянула мне на ладони красное яблоко.