Рассказ Неслух

    Медведицы — строгие матери. А медвежата — неслухи. Пока еще сосут — сами сзади бегают, в ногах путаются.
    А подрастут — беда!
    Да и медведицы сами со слабинкой: любят в холодке подремать. А весело ли медвежатам слушать их сонное сопение, когда кругом столько заманчивых шорохов, писков, песен!
    От цветка к кусту, от куста к дереву — и забредут...
    Вот такого неслуха, удравшего от матери, я однажды и встретил в лесу.
    Я сидел у ручья и макал сухарь в воду. Был я голодный, а сухарь был жесткий, потому трудился я над ним очень долго. Так долго, что лесным жителям надоело ждать, пока я уйду, и они стали вылезать из своих тайников.
    Вот вылезли на пень два зверька-полчка. В камнях запищали мыши, — видно, подрались. И вдруг на поляну выскочил медвежонок. Медвежонок как медвежонок: головастый, губастый, неловкий.
    Увидел медвежонок пень, взбрыкнул курдючком — и боком с подскоком прямо к нему. Полчки — в норку, да что за беда! Медвежонок хорошо помнил, какими вкусными вещами угощала его мать у каждого такого пня. Успевай только облизываться!
    Обошел мишка пень слева — никого нет. Заглянул справа — никого. Сунул нос в щель — полчками пахнет! Влез на пень, поцарапал пень лапой. Пень как пень.
    Растерялся мишка, притих. Оглянулся кругом.
    А кругом лес. Густой. Темный. В лесу шорохи.
    Слез мишка с пня и потрусил дальше.
    На пути — камень. Повеселел мишка: дело знакомое!
    Подсунул лапу под камень, уперся, нажал плечом. Поддался камень, пискнули под ним испуганные мышата.
    Бросил мишка камень — да обеими лапами под него. Поторопился: камень упал и придавил мишке лапу. Взвыл мишка, затряс больной лапой. Потом полизал, полизал ее — да и похромал дальше.
    Плетется, по сторонам больше не глазеет, под ноги смотрит.
    И видит: гриб. Пуглив стал мишка. Обошел гриб кругом. Глазами видит: гриб, можно съесть. А носом чует: плохой гриб, нельзя есть!
    И есть хочется... и страшно!
    Рассердился мишка да как треснет по грибу здоровой лапой!
    Лопнул гриб. Пыль из него фонтаном желтая, едкая, прямо мишке в нос.
    Это был гриб-пыхтун. Зачихал мишка, закашлял. Потом протер глаза, сел на задок и завыл тихо-тихонечко.
    А кто услышит? Кругом лес. Густой. Темный. В лесу шорохи.
    И вдруг — плюх! Лягушка! Мишка правой лапой — лягушка влево. Мишка левой лапой — лягушка вправо.
    Нацелился мишка, рванулся вперед и подмял лягушку под себя. Зацепил лапой, вытащил из-под брюха. Тут бы ему и съесть лягушку с аппетитом — первую свою добычу.
    А ему, дурачку, только бы играть.
    Повалился на спину, катается с лягушкой, сопит, взвизгивает, будто его щекочут.
    То подкинет лягушку. То из лапы в лапу передаст.
    Играл, играл да и потерял лягушку.
    Обнюхал траву кругом — нет лягушки. Так и брякнулся мишка на задок, разинул рот, чтоб заорать, да и остался с открытым ртом: из-за кустов на него глядела старая медведица.
    Медвежонок очень обрадовался своей мохнатой мамаше: уж она-то приласкает его и лягушку ему найдет.
    Жалостно скуля и прихрамывая, он потрусил ей навстречу. Да вдруг получил такую затрещину, что разом уткнулся носом в землю.
    Вот так приласкала!
    Обозлился мишка, вскинулся на дыбки, рявкнул на мать. Рявкнул — и опять покатился в траву от оплеухи.
    Видит, плохо дело! Вскочил — и бегом в кусты.
    Медведица за ним.
    Долго слышал я, как трещали сучья и как рявкал медвежонок от мамашиных затрещин.
    «Ишь как уму да осторожности его учит!» — подумал я. Убежали медведи, так меня и не заметили.