Рассказ Пожар во флигеле, или подвиг во льдах

    Мы с Мишкой так заигрались в хоккей, что совсем забыли, на каком мы находимся свете, и когда спросили одного проходящего мимо дяденьку, который час, он нам сказал:
 – Ровно два.
    Мы с Мишкой прямо за голову схватились. Два часа! Каких-нибудь пять минут поиграли, а уже два часа! Ведь это же ужас! Мы же в школу опоздали! Я подхватил портфель и закричал:
 – Бегом давай, Мишка!
    И мы полетели, как молнии. Но очень скоро устали и пошли шагом.
    ;Мишка сказал:
 – Не торопись, теперь уже все равно опоздали.
    Я говорю:
 – Ох, влетит… Родителей вызовут! Ведь без уважительной же причины.
    Мишка говорит:
 – Надо ее придумать. А то на совет отряда вызовут. Давай выдумаем поскорее!
    Я говорю:
 – Давай скажем, что у нас заболели зубы и что мы ходили их вырывать.
    Но Мишка только фыркнул:
 – У обоих сразу заболели, да? Хором заболели!.. Нет, так не бывает. И потом: если мы их рвали, то где же дырки?
    Я говорю:
 – Что же делать? Прямо не знаю… Ой, вызовут на совет и родителей пригласят!.. Слушай, знаешь что? Надо придумать что—нибудь интересное и храброе, чтобы нас еще и похвалили за опоздание, понял?
    Мишка говорит:
 – Это как?
 – Ну, например, выдумаем, что где-нибудь был пожар, а мы как будто ребенка из этого пожара вытащили, понял?
    Мишка обрадовался:
 – Ага, понял! Можно про пожар выдумать, а то еще лучше сказать, как будто лед на пруду проломился, и ребенок этот – бух!.. В воду упал! А мы его вытащили… Тоже красиво!  – Ну да,– говорю я,– правильно! Но пожар все-таки лучше!  – Ну нет,– говорит Мишка,– именно что лопнувший пруд интереснее!     И мы с ним еще немножко поспорили, что интересней и храбрей, и не доспорили, а уже пришли к школе. А в раздевалке наша гардеробщица тетя Паша вдруг говорит:
 – Ты где это так оборвался, Мишка? У тебя весь воротник без пуговиц. Нельзя таким чучелом в класс являться. Все равно уж ты опоздал, давай хоть пуговицы-то пришью! Вон у меня их целая коробка. А ты, Дениска, иди в класс, нечего тебе тут торчать!
    Я сказал Мишке:
 – Ты поскорее тут шевелись, а то мне одному, что ли, отдуваться?
    Но тетя Паша шуганула меня:
 – Иди, иди, а он за тобой! Марш!
    И вот я тихонько приоткрыл дверь нашего класса, просунул голову, и вижу весь класс, и слышу, как Раиса Ивановна диктует по книжке:
 – "Птенцы пищат…"
    А у доски стоит Валерка и выписывает корявыми буквами:
 "Птенцы пестчат…"
    Я не выдержал и рассмеялся, а Раиса Ивановна подняла глаза и увидела меня. Я сразу сказал:
 – Можно войти, Раиса Ивановна?
 – Ах, это ты, Дениска,– сказала Раиса Ивановна.– Что ж, входи! Интересно, где это ты пропадал?
    Я вошел в класс и остановился у шкафа. Раиса Ивановна вгляделась в меня и прямо ахнула:
 – Что у тебя за вид? Где это ты так извалялся? А? Отвечай толком!
    А я еще ничего не придумал и не могу толком отвечать, а так, говорю что попало, все подряд, только чтобы время протянуть:
 – Я, Раиса Иванна, не один… Вдвоем мы, вместе с Мишкой… Вот оно как. Ого!.. Ну и дела. Так и так! И так далее.
    А Раиса Ивановна:
 – Что—что? Ты успокойся, говори помедленней, а то непонятно! Что случилось? Где вы были? Да говори же!
    А я совсем не знаю, что говорить. А надо говорить. А что будешь говорить, когда нечего говорить? Вот я и говорю:
 – Мы с Мишкой. Да. Вот… Шли себе и шли. Никого не трогали. Мы в школу шли, чтоб не опоздать. И вдруг такое! Такое дело, Раиса Ивановна, прямо ох-хо-хо! Ух ты! Ай-яй-яй.
    Тут все в классе рассмеялись и загалдели. Особенно громко – Валерка. Потому что он уже давно предчувствовал двойку за своих "птенцов". А тут урок остановился, и можно смотреть на меня и хохотать. Он прямо покатывался. Но Раиса Ивановна быстро прекратила этот базар.
 – Тише,– сказала она,– дайте разобраться! Кораблев! Отвечай, где вы были? Где Миша?
    А у меня в голове уже началось какое-то завихрение от всех этих приключений, и я ни с того ни с сего брякнул:
 – Там пожар был!
    И сразу все утихли. А Раиса Ивановна побледнела и говорит:
 – Где пожар?
    А я:
 – Возле нас. Во дворе. Во флигеле. Дым валит – прямо клубами. А мы идем с Мишкой мимо этого… как его… мимо черного хода! А дверь этого хода кто-то доской снаружи припер. Вот. А мы идем! А оттуда, значит, дым! И кто-то пищит. Задыхается. Ну, мы доску отняли, а там маленькая девочка. Плачет. Задыхается. Ну, мы ее за руки, за ноги – спасли. А тут ее мама прибегает, говорит: "Как ваша фамилия, мальчики? Я про вас в газету благодарность напишу". А мы с Мишкой говорим: "Что вы, какая может быть благодарность за эту пустяковую девчонку! Не стоит благодарности. Мы скромные ребята". Вот. И мы ушли с Мишкой. Можно сесть, Раиса Ивановна?
    Она встала из-за стола и подошла ко мне. Глаза у нее были серьезные и счастливые.
    Она сказала:
 – Как это хорошо! Очень, очень рада, что вы с Мишей такие молодцы! Иди садись. Сядь. Посиди…
    И я видел, что она прямо хочет меня погладить или даже поцеловать. И мне от всего этого не очень-то весело стало. И я пошел потихоньку на свое место, и весь класс смотрел на меня, как будто я и вправду сотворил что-то особенное. И на душе у меня скребли кошки. Но в это время дверь распахнулась,и на пороге показался Мишка. Все повернулись и стали смотреть на него. А Раиса Ивановна обрадовалась.
 – Входи,– сказала она, входи, Мишук, садись. Сядь. Посиди. Успокойся. Ты ведь, конечно, тоже переволновался.
 – Еще как!– говорит Мишка.– Боялся, что вы заругаетесь.
 – Ну, раз у тебя уважительная причина,– говорит Раиса Ивановна,– ты мог не волноваться. Все—таки вы с Дениской человека спасли. Не каждый день такое бывает.
    Мишка даже рот разинул. Он, видно, совершенно забыл, о чем мы с ним говорили.
 – Ч-ч-человека?– говорит Мишка и даже заикается.– С… с… спасли? А кк… кк… кто спас?
    Тут я понял, что Мишка сейчас все испортит. И я решил ему помочь, чтобы натолкнуть его и чтобы он вспомнил, и так ласковенько ему улыбнулся и говорю:
 – Ничего не поделаешь, Мишка, брось притворяться… Я уже все рассказал!
    И сам в это время делаю ему глаза со значением: что я уже все наврал и чтобы он не подвел! И я ему подмигиваю, уже прямо двумя глазами, и вдруг вижу – он вспомнил! И сразу догадался, что надо делать дальше! Вот наш милый Мишенька глазки опустил, как самый скромный на свете маменькин сынок, и таким противным, приличным голоском говорит.
 – Ну зачем ты это! Ерунда какая…
    И даже покраснел, как настоящий артист. Ай да Мишка! Я прямо не ожидал от него такой прыти. А он сел за парту как ни в чем не бывало и давай тетради раскладывать. И все на него смотрели с уважением, и я тоже. И наверно, этим дело бы и кончилось. Но тут черт все-таки дернул Мишку за язык, он огляделся вокруг и ни с того ни с сего сказал:
 – А он вовсе не тяжелый был. Кило десять – пятнадцать, не больше…
    Раиса Ивановна говорит:
 – Кто? Кто не тяжелый, кило десять – пятнадцать?
 – Да мальчишка этот.
 – Какой мальчишка?
 – Да которого мы из-подо льда вытащили…
 – Ты что-то путаешь,– говорит Раиса Ивановна,– ведь это была девочка! И потом, откуда там лед?
    А Мишка гнет свое:
 – Как – откуда лед? Зима, вот и лед! Все Чистые пруды замерзли. А мы с Дениской идем, слышим – кто-то из проруби кричит. Барахтается и пищит. Карабкается. Бултыхается и хватается руками. Ну, а лед что? Лед, конечно, обламывается! Ну, мы с Дениской подползли, этого мальчишку за руки, за ноги – и на берег. Ну, тут дедушка его прибежал, давай слезы лить…
    Я уже ничего не мог поделать: Мишка врал как по писаному, еще лучше меня. А в классе уже все догадались, что он врет и что я тоже врал, и после каждого Мишкиного слова все покатывались, а я ему делал знаки, чтобы замолчал и перестал врать, потому что он не то врал, что нужно, но куда там! Мишка никаких знаков не замечал и заливался соловьем:
 – Ну, тут дедушка нам говорит: "Сейчас я вам именные часы подарю за этого мальчишку". А мы говорим: "Не надо, мы скромные ребята!"
    Я не выдержал и крикнул:
 – Только это был пожар! Мишка перепутал!
 – Ты что, рехнулся, что ли? Какой может быть в проруби пожар? Это ты все позабыл.
    А в классе все падают в обморок от хохота, просто помирают. Раиса Ивановна ка—ак хлопнет по столу! Все замолчали. А Мишка так и остался стоять с открытым ртом.
    Раиса Ивановна говорит:
 – Как не стыдно врать! Какой позор! И я-то их считала хорошими ребятами!.. Продолжаем урок.
    И все сразу перестали на нас смотреть. И в классе было тихо и как-то скучно. И я написал Мишке записку: "Вот видишь, надо было говорить правду!"
    А он прислал ответ: "Ну конечно! Или говорить правду, или получше сговариваться".