Рассказ Разговаривающая ветчина

    У мамы была знакомая Мария Петровна, толстая, как кадушка. Однажды, давно, она мне обещала подарить настоящую саблю и потом обманула — не подарила. Я целое утро ее ждал, все думал, как я буду играть этой саблей и порублю всех врагов моей любимой Кубы, но Мария Петровна меня обманула и не пришла.
    А я здорово обиделся на нее за это и всем рассказал эту историю, чтобы все про нее это знали и чтобы ей было стыдно. Но она все равно продолжала свое гнусное дело и обманывала людей направо и налево. Встречных и поперечных. Она даже мою маму ухитрилась обмануть. И мама тоже на нее обиделась. А я хотя и долго злился на нее, но потом незаметно позабыл обо всем и стал жить по-прежнему.
    Как раз в это время я нашел на вешалке зонтик и сделал из него саблю. Правда, ею нельзя было рубить врагов. Она от этого ломалась, особенно спицы. Они вылетали одна за другой. И материя рвалась. Но зато этой саблей можно было сколько угодно колоть и протыкать. И выходило, что это у меня не сабля, а скорее всего чудесная шпага. И хотя я давно уже мечтал превратиться в Чапая, но раз не было сабли, пришлось мне до поры до времени быть д’Артаньяном. Ничего не поделаешь.
    Д’Артаньян, конечно, намного хуже Чапая, слов нет. Никакого сравнения быть не может. Ведь Чапай был красный, он дрался за то, чтобы всем бедным людям жилось хорошо, чтобы повсюду над Землей реяло алое знамя Свободы, он был легендарный герой, у него была великая, благородная цель, а д’Артаньян что? Конечно, он был храбрый, благородный и верный друг, но все-таки он защищал одну только королеву, а это, как ни верти, все—таки маловато. Но раз у меня была шпага, тут уж хочешь не хочешь, а надо играть в мушкетеров.
    Я был д’Артаньяном, Мишка — Атосом, Костик был у нас Арамис, а Аленка была кардинал Ришелье. Из нас, из мальчишек, никто не хотел быть кардиналом Ришелье, потому что он был гад ползучий. А Аленка про это не знала, мы ей не сказали — вот она и согласилась. Она попалась. Ну, мы ее за это и погоняли же, вот это да! Однажды мы ее поймали в ущелье, на восьмом этаже и сейчас же заточили в Бастилию, в тюрьму. Тюрьма была в лифте. Мы ее туда заточили и снизу вызвали лифт, а между шестым и пятым этажами остановили. Вот там-то наш кардинал — Аленка-Ришелье часа полтора провисела. И все время — визжала. Вот железное здоровье! Потом ее наш слесарь дядя Гриша выпустил. Смеху было — ужас!
    Так что я до того был занят этими делами, что и думать перестал про толстую Марию Петровну и ее подлые поступки. И все у нас дома ее позабыли. И вдруг, однажды вечером, папа ни с того ни с сего спросил у мамы:
 — Да! А где же "разговаривающая ветчина"?
 — Ты о чем?— спросила мама.
 — Я спрашиваю, а где же наша толстая "разговаривающая ветчина"? Неужели не ясно?
 — Ты спятил,— сказала мама,— я ничего не понимаю.
 — А Денис понимает,— сказал папа,— верно, День? Разговаривающая ветчина. Кого бы ты так назвал? Ну-ка! Подумай-ка!
    А меня сразу осенило. Папа очень похоже подметил. Я сказал:
 — Все ясно! Разговаривающая ветчина? Толстая, как кадушка? Да? Вся в побрякушках, цепочках и ленточках, да? Пахнет сухими и сладкими духами? Да? Ой, кажется, это Мария Петровна!
    Папа закричал:
 — В точку!
    И захохотал. И я за ним. И мама за мной. Мы до слез хохотали.
    В эту минуту в коридоре зазвонил телефон. Я выбежал из комнаты и снял трубку.
    Я сказал:
 — Алле! Кого надо?
    А в телефоне кто-то взвизгнул. Да так, что у меня в ухе зачесалось. После взвизга в телефоне послышалось:
 — Пригласите Анастасию Васильевну!
    Я просто оторопел. Это была Мария Петровна — "разговаривающая ветчина". Я сразу узнал ее голос. Только что про нее говорили. Такое совпадение. Надо же! Я сказал:
 — Одну минуточку! И побежал в комнату.
 — Мама,— сказал я шепотом,— в телефоне Мария Петровна! Она тебя зовет.
    У мамы сразу сделались испуганные глаза, она вскочила и торопливо отбежала к окну. А папа прямо закатился:
 — Вот она — Ветчина-то! Легка на помине! Ай да Ветчина Окороковна. Только что про нее разговор пошел, и тут как тут!
    Тогда мама замахала руками!
 — Меня дома нет,— закричала она шепотом,— Дениска, поди скажи ей, что меня дома нет. Скорей!
    Я снова побежал к телефону. А там уже Мария Петровна что-то нетерпеливо кричала в телефон, и снятая трубка испуганно подпрыгивала на столике, так она вопила:
 — Алло! Алло! Аллоу!
    Я взял трубку. Честное слово, она билась в моей руке, как пойманная лягушка. Она квакала:
 — Аллоу! Аллоу! Я сказал:
 — Вы слушаете?
 — Да,— квакнула трубка,— я слушаю и все напрасно! Я целый час тут торчу и слушаю! В чем дело? Позовите Анастасию Васильевну.
 — Ее нету дома,— сказал я.
 — Не может быть!— крякнула Мария Петровна.— Она в это время всегда дома. Ты что-нибудь спутала, девочка!
 — Я не девочка,— сказал я,— и я ничего не спутал. Анастасии Васильевны нету дома. Она только что сама сказала. Русским языком.
 — Как, она сама сказала?— вскипела она.— САМА?
Сама-сама!— сказал я.— Точно! Мама сама сказала.
 — Ах, это ты, Денис — обрадовалась Мария Петровна.— Дениска, это ты?
 — Нет,— сказал я,— это не я! Она была совсем сбита с толку.
 — Ничего не понимаю! Кто это говорит? Дениска, это ты?
 — Да нет же,— сказал я сердито,— это не я говорю. Вам говорят.
    Она зловеще захохотала:
 — Ах, это не ты? Тогда кто же это, позвольте вас спросить.
 — Это мой товарищ говорит,— сказал я.
 — Ты скверный мальчик!— закричала Мария Петровна с такой злостью, что мне показалось, будто из трубки посыпались искры и повалил дым.
 — Я все расскажу кому следует! Что за шутки? Ишь! Еще чего! Да как ты смеешь? Я тебя, знаешь что?
    Я держал эту клокочущую трубку в руках и не знал, что мне делать. Я совсем растерялся. Я сказал:
 — Гражданка, а гражданка! Я говорю из автомата! Здесь столпилась целая очередь, а я всех задерживаю. Здесь надпись висит: "Разговор сверх трех минут воспрещается". Не кричите, ваше время истекло!
    Но она все кричала, и захлебывалась, и булькала, и трубка прямо раскалилась и жгла мне руку. Тогда я взял и повесил ее.