Сказка Ель - королева ужей

    Давным-давно, в незапамятные времена, жил старик со своею старухой. Было у них двенадцать сыновей и три дочери. Младшую звали Елью.
    Однажды летним вечером пошли сестры купаться. Поплавали, поплескались вволю и вылезли на берег одеваться. Только видит младшая — забрался в рукав ее сорочки Уж. Как тут быть? Схватила тогда старшая сестра кол, хотела его прогнать, но Уж обернулся к младшей и заговорил человечьим голосом:
— Обещай, Елочка, пойти за меня, тогда я и сам выползу!
    Заплакала Ель: как это она пойдет за Ужа? В сердцах отвечала ему:
— Отдай сорочку подобру-поздорову, а сам уползай, откуда приполз!
    Уж твердит свое:
— Обещай, что выйдешь за меня, тогда я сам выползу.
    Что было делать Ели? Взяла она да и пообещала.
    Не прошло и трех дней, как множество ужей приползло к старикам во двор. Перепугались все, а незваные сваты-ужи ввалились в избу рядиться со стариками и невестой. Сперва родители удивились, рассердились, слышать ничего не хотели... Да что поделаешь, слово дано, а ужей — множество! Хочешь не хочешь, а приходится отдать им самую меньшую и пригожую дочку.
    Однако не сразу уступили родители. Велели ужам подождать, а сами потихонечку пошли к старой соседке и все рассказали ей.
    Соседка и говорит:
— Ужа обмануть легко, он добрый: отдайте ему вместо дочки гусыню и отпустите сватов.
    Так и сделали. Нарядили белую гусыню, и только отбыли с нею сваты — закуковала на березе кукушка:

            Ку-ку, ку-ку,
            Обман, обман,
            Не дочь — гусыню дали вам!
            Ку-ку, ку-ку!

    Рассердились ужи, бросили гусыню, вернулись и потребовали настоящую невесту. Тогда по совету старой соседки родители нарядили белую овечку и отдали сватам. Дорогой опять прокуковала им кукушка:

            Ку-ку, ку-ку,
            Да вы к венцу
            Везете белую овцу!
            Ку-ку, ку-ку!

    Вернулись ужи, зашипели и опять потребовали невесту.
    На этот раз отдали им белую телку, но кукушка вновь остерегла их, и они вернулись. Еще пуще разгневались ужи, пригрозили родителям и засухой, и потопами, и голодом за то, что не держат своего слова.
    Оплакали домашние Елочку, нарядили и отдали тогда ужам. Везут они ее, а кукушка знай кукует:
        Торопитесь, торопитесь!
        Заждался невесты витязь!
    Наконец Ель с провожатыми приехала на берег моря. Там встретил ее красавец молодец и сказал, что он и есть тот Уж, который заполз в рукав ее рубашки.
    Тотчас переправились они на ближний остров и там спустились под землю, на самое дно морское. А на дне морском стоял богато разукрашенный дворец. Там и свадьбу справили. Три недели пили, плясали, гуляли.
    Во дворце Ужа всего было вдоволь. Развеселилась Ель, успокоилась, а потом и вовсе забыла родной дом.
    Миновало девять лет. У Ели уже три сына были — Дуб, Ясень и Береза, а четвертая, самая меньшая — дочка. Ее Осинка звали.
    Однажды распроказничался старший сын и стал у матери Ели допытываться:
— Где живут твои родители, матушка? Вот бы их навестить.
    Тут только и вспомнила Ель отца с матерью, сестер и братьев — всю свою родню. И задумалась: как-то им живется? Здоровы ли, живы ли, а может, стариков уже и на свете нет? И так-то захотелось ей взглянуть на родной дом. Ведь столько лет не была она там, не видала отца и матушку, так стосковалась по ним. Но муж сперва и слушать ее не хотел.
— Ладно, — наконец согласился Уж. — Отпущу тебя. Только спряди-ка вот эту шелковую кудель, — и показал ей на прялку.
    Взялась Ель за прялку — и день и ночь прядет, а кудель меньше не становится. Смекнула Ель, что тут какой-то обман: кудель-то, видать, была заколдованная, пряди не пряди — все равно не спрядешь. И пошла она к старухе-ведунье, жившей по соседству.
    Приходит и жалуется ей:
— Матушка, голубушка, научи меня спрясть эту кудель.
    Старуха и говорит:
— Затопи печь, брось в огонь кудель, иначе ее вовек не спрясть!     Вернулась Ель домой, затопила печь — будто под хлебы — и бросила кудель в огонь. Шелк так и вспыхнул, и увидала Ель жабу величиной с добрый валёк, она прыгала в огне и пламени и выпускала из жаркого рта шелковую пряжу.
    Догорел огонь. Исчезла жаба, а пряжа серебряная осталась.
    Взяла тогда Ель и спрятала пряжу и опять стала просить мужа отпустить ее хоть несколько дней погостить у родителей.
    На этот раз вытащил муж из-под скамьи железные башмаки и сказал:
— Как износишь их, так и пойдешь.
    Переобулась Ель и ну ходить, топтать, разбивать их об острые камни. А башмаки толстые, крепкие, не стаптываются, да и только. Нет им износа, на весь век хватит.
    Опять пошла Ель к старухе за советом, и та научила ее:
— Отнеси башмаки кузнецу, пусть их в горне накалит.
    Ель так и сделала. Башмаки прогорели, и она в три дня износила их и снова стала просить мужа отпустить ее к родителям.
— Ладно, — сказал муж, — только сперва испеки пирог, а то без гостинца идти не полагается.
    А сам велел всю посуду попрятать, чтобы Ели не в чем было тесто поставить.
    Долго ломала голову Ель, как принести воду без ведра, как замесить тесто без квашни? И опять пошла к старухе. Та и говорит:
— Замажь решето закваской, зачерпни речной воды и в нем же замеси тесто.
    Ель так и сделала. Замесила тесто, испекла пироги и собралась с детьми в дорогу. Проводил их Уж, перевел на берег и наказал:
— Гостите не дольше девяти дней, а на десятый возвращайтесь! Выходи на берег с детьми без провожатых и покличь меня:

            Если жив ты, муж мой верный,
            Брызнут волны белой пеной,
            Если помер — пеной красной...

    Вскипит море молочной пеной, знай, что жив я, а вскипит кровавой пеной, значит, пришел мне конец. А вы, дети, смотрите никому не проговоритесь, как меня выкликать надо.
    Сколько было радости, когда Ель в отчий дом явилась! И родичи и соседи собрались поглядеть на нее. Один за другим расспрашивали, как ей со змеем живется. Она только рассказывала и рассказывала. Все наперебой угощали ее, говорили ласковые речи.
    И не замечала Ель, как дни летели.
    Тем временем двенадцать братьев, сестры и родители раздумывали, как бы удержать Ель дома, не отпустить ее к Ужу. И порешили: выведать у детей, как, выйдя на берег, станет Ель вызывать мужа со дна морского. А потом пойти туда, выманить его и убить.
    Завели они старшего сына в лес, обступили его и стали спрашивать. Только он прикинулся, будто знать ничего не знает. Как ни пугали его, что ни делали, а допытаться не могли.
    Отпустили его дядья, наказали ничего не говорить матери. На другой день взялись они за Ясеня, а потом за Березку, но и те тайны не выдали.
    Наконец завели в лес меньшую дочку — Осинку. Сперва и она отнекивалась, говорила, что не знает, а как пригрозили ей розгами, сразу все выболтала.
    Тогда двенадцать братьев взяли косы острые, вышли на морской берег и кличут:

            Если жив ты, муж мой верный,
            Брызнут волны белой пеной,
            Если помер — пеной красной...

    Только выплыл Уж из моря, напали на него двенадцать братьев Ели и зарубили. Вернулись они домой, ничего сестре не сказали.
    Прошло девять дней, миновал срок. Ель распростилась с родичами, вышла с детьми на морской берег и кличет:

            Если жив ты, муж мой верный,
        Брызнут волны белой пеной,
        Если помер — пеной красной...

    Замутилось, зашумело море, вскипела кровавая пена, и услыхала Ель голос своего мужа:
— Двенадцать братьев твоих косами зарубили меня, а выдала им меня Осинка, любимая наша дочка.
    Ужаснулась Ель, заплакала и, обернувшись к трусливой Осинке, молвила:

            Стань пугливым деревцем на свете,
            Век дрожи, не ведая покоя,
            Пусть лицо твое дождик моет,
            Волосы твои терзает ветер.

    А сыновьям своим верным, смелым сказала:

            Станете большими деревами,
            Елью я зазеленею рядом с вами.

    Как она сказала, так и стало. И теперь дуб, ясень и береза — могучие, красивые деревья, а осина и от самого легкого ветерка дрожит — все за то, что побоялась своих дядьев и выдала им родного отца.