Шёл лесом прохожий да обронил кузовок. Обронил и не хватился, и остался кузовок у дороги.
Летела муха, увидала, думает: "Дай загляну, нет ли чего съестного". А в крышке как раз такая дырка, что большой мухе пролезть.
Влезла она, съестного не нашла: кузовок пустой, только на дне хлебных крошек немножко осталось. "Зато хоромы хороши! — подумала муха. — Стану в них жить. Здесь меня ни птица не склюёт, ни дождик не замочит".
И стала тут муха жить. Живёт день, живёт другой. И вылетать не надо: крошек ещё всех не переела.
Прилетает комар, сел у дырки, спрашивает:
— Кто в хоромах? Кто в высоких?
— Я, муха-громотуха, а ты кто?
— А я комар-пискун. Пусти в гости!
— Что в гости! Пожалуй, хоть живи тут.
Не успел комар пробраться в кузов, а уж у дверей оса сидит:
— Кто в хоромах?
Те отвечают:
— Двое нас: муха-громотуха да комар-пискун, а ты кто?
— А я оса-пеструха. Будет мне место?
— Место-то будет, да как в дверь пройдёшь?
— Мне только крылышки сложить: а я не толста, везде пройду.
— Ну, добро пожаловать!
Она — в кузов, а у двери уж опять спрашивают:
— Кто в хоромах? Кто в высоких?
— Муха-громотуха, да комар-пискун, да оса-пеструха, а ты кто?
— А я слепень-жигун.
— Зачем?
— Да к вам побывать.
— Милости просим! Да пролезешь ли?
— Как не пролезть! Только немножко бока подтяну.
Пролез и слепень в кузовок.
Пошли у них разговоры.
Муха говорит:
— Я муха не простая, а большая. Порода наша важная, ведёт род исстари. Везде нам вход открытый. В любой дворец прилетай — обед готов. Чего только я не ела! Где только я не была! Не знаю, есть ли кто знатнее меня!
— Кажется, и мы не из простых! — говорит оса. — Уж не передо мною бы хвастаться! Я всем взяла: и красотой, и голосом, и нарядиться, и спеть мастерица. Все цветы меня в гости зовут, поят-кормят. Не знаю, есть ли кто на свете наряднее да голосистее! Посмотрела бы я!
— А меня не пережужжишь, — сказал слепень.
— Да у тебя приятности в голосе нет. У меня голос тонкий, — говорит оса.
— А у меня и тоньше и звонче! — пискнул комар.
И пошли они перекоряться.
Только слышат, опять кто-то у дверки возится.
— Кто там? — спрашивают.
Никто не отзывается.
— Кто у терема? Кто у высокого?
Опять ответа нет.
— Кто нас тут беспокоит? Мы здесь не сброд какой-нибудь, а муха-громотуха, да комар-пискун, да оса-пеструха, да слепень-жигун.
Сверху не отвечают.
— Надо бы взлететь да посмотреть! — крикнули все в один голос.
— Я первая не полечу, я всех знатнее, — говорит муха.
— Я первый не полечу, я всех голосистее, — говорит комар.
— Я первая не полечу, я всех наряднее, — говорит оса.
— Я первый не полечу, я всех сильнее, — говорит слепень.
И пошёл у них спор: никто лететь смотреть не хочет. Вдруг в хоромах стало будто темнее.
— Что это за невежа нам свет заслоняет? — крикнули все.
— Да ведь это, никак, паук свою сеть заплёл, — сказал комар.
— Ах, и в самом деле! — загудели все. — Как нам быть? Что делать? Надо поскорее выбираться! Покамест ещё сеть не крепка, прорвёмся.
— Мне первой, — кричит муха, — я всех знатнее!
— Мне первой, — жужжит оса, — я всех наряднее!
— Мне первому, — пищит комар, — я всех голосистее!
— Мне первому, — гудит слепень, — я всех сильнее!
И пошёл у них опять спор. Чуть до драки не доходило. Покуда они спорили и вздорили, паук плёл да плёл свою паутину. А как согласились, кому за кем лететь, все в ней и засели.