Вот послушайте-ка, что я расскажу.
За городом, у самой дороги, стояла дача. Ты, верно, видал ее? Перед ней небольшой садик с цветником, а вокруг крашеный деревянный забор.
Неподалеку от дачи, у самой канавки, росла в мягкой зеленой траве крохотная ромашка. Солнечные лучи грели и ласкали ее так же, как и роскошные садовые цветы, и наша ромашка росла не по дням, а по часам. В одно прекрасное утро ее мелкие ослепительно белые лепестки, наконец, раскрылись и, словно лучи, окружили желтое солнышко посередине. Ромашку ничуть не заботило, что ее никто не видит в густой траве и что она такой простой и невзрачный цветок, — нет, она была довольна всем; повернувшись к солнцу, она любовалась им и слушала, как где-то высоко-высоко в небе поет жаворонок.
Ромашка была так счастлива, как в большой праздник, — а был всего только понедельник; все дети сидели в школе и чему-нибудь учились. Наша ромашка тоже сидела на своем зеленом стебельке и училась у ясного солнца и у всего вокруг и думала, как бог все хорошо устроил. Ромашке казалось, что жаворонок так понятно и красиво поет о том, что чувствует она сама; и она почти с благоговением смотрела на счастливую пташку, которая летала и пела. Но сама ромашка ничуть не печалилась, что не может ни петь, ни летать. "Я ведь вижу и слышу! — думала она. — Солнце освещает меня, ветерок целует. О, как много мне дано!"
За забором цвело так много важных, гордых цветов, и чем меньше они благоухали, тем больше важничали. Пионы раздувались — им хотелось стать крупнее роз; но дело вовсе не в величине. Пестрее всех были тюльпаны, они отлично знали это и старались держаться возможно прямее, чтобы больше бросаться в глаза. Все они не замечали молоденькой ромашки, росшей по другую сторону забора. Зато ромашка часто заглядывалась на них и думала: "Какие они нарядные, красивые! К ним непременно прилетит в гости прелестная птичка! Слава богу, что я расту так близко и вижу все это великолепие!" Только она это подумала, "квирревит" — жаворонок спустился… не в сад к пионам и тюльпанам, а прямо на траву к скромной ромашке! Ромашка так растерялась от радости, что просто не знала, что и думать.
Птичка прыгала вокруг ромашки и распевала: "Ах, какая мягкая травка! Какой миленький цветочек в серебряном платьице, с золотым сердечком!"
Желтое сердечко ромашки и в самом деле сияло, как золото, а ослепительно белые лепесточки отливали серебром.
Ромашка была так счастлива, так рада, что и сказать нельзя. Птичка поцеловала ее, спела ей песенку и опять взвилась в синее небо. Прошла добрая четверть часа, пока ромашка пришла в себя. Сконфуженная, но в душе очень довольная, взглянула она на цветы в саду, — они ведь видели, какое счастье и какая честь выпали ей на долю, кому же и оценить это, как не им! Но тюльпаны еще больше заважничали и, обиженные, покраснели с досады, а толстоголовые пионы надулись. Хорошо, что они не умели говорить, — досталось бы от них ромашке. Бедняжка сразу поняла, что они не в духе, и от души пожалела их.
В это время в садике показалась девушка с острым, блестящим ножом в руках. Она подошла прямо к тюльпанам и принялась срезать их один за другим. Ромашка ахнула: "Какой ужас! Теперь им конец!" Срезав цветы, девушка ушла, а ромашка порадовалась, что растет за забором в траве, где ее никто не видит. Она поблагодарила судьбу, а когда солнце село, свернула лепесточки, заснула и всю ночь видела во сне солнце и маленькую птичку.
Утром, когда ромашка опять расправила лепестки и протянула их, словно руки, навстречу воздуху и свету, она узнала голос жаворонка: птичка пела, — но как грустно! Бедняжка попалась в западню и сидела теперь в клетке, висевшей у раскрытого окна. Жаворонок пел о том, как отрадно летать на свободе, над свежей зеленью полей, о том, как хорошо и привольно было ему подниматься ввысь на своих крыльях. Тяжело, тяжело было у бедной птички на сердце, — она была в плену.
Ромашке всей душой хотелось помочь пленнице, но как это сделать? И она совсем перестала замечать, как хорошо вокруг, как греет солнце, как блестят ее белые лепестки; она думала только о бедной птичке и о том, что ничем не может ей помочь.
Вдруг из садика вышли два мальчугана; у одного из них в руках был такой же большой и острый нож, как тот, которым девушка срезала тюльпаны. Мальчики подошли прямо к ромашке, которая никак не могла понять, что им было тут нужно.
— Вот здесь можно вырезать славный кусочек дерна для нашего жаворонка! — сказал один из мальчиков, и, глубоко запустив нож, начал вырезать четырехугольный кусок дерна; ромашка очутилась как раз в середине его.
— Сорви цветок! — сказал другой мальчик; и ромашка затрепетала от страха: если ее сорвут, она умрет, а ей так хотелось жить, чтобы попасть в клетку к бедному пленнику!
— Нет, лучше оставь, — сказал первый из мальчиков. — Так красивее.
И ромашка попала в клетку к жаворонку.
Бедняжка громко жаловался на свою неволю, метался и бился о железные прутья клетки. Бедная ромашка не умела говорить, не могла утешить его ни одним словом, хоть ей очень этого хотелось! Так прошло все утро.
— Тут нет воды, — жаловался жаворонок. — Они забыли дать мне напиться. У меня пересохло в горле. Я весь горю и меня знобит. Ах, мне тяжело дышать!Я должен умереть, расстаться с солнечным светом, со свежей зеленью, со всем божьим миром!
Чтобы хоть сколько-нибудь освежиться, жаворонок глубоко вонзил свой клюв в свежий, прохладный дерн; тут он увидел ромашку, кивнул ей, поцеловал ее и сказал:
— И ты завянешь здесь, бедный цветик! Взамен всего мира, которым я владел на воле, они дали мне тебя да этот клочок зеленого дерна. Каждая травинка должна быть для меня зеленым деревцом, каждый твой лепесточек — благоухающим цветком! Увы! Вы все только напоминаете мне, чего я лишился!
"Ах, чем бы мне утешить его!" — думала ромашка, но не могла шевельнуть ни одним листочком, зато ее нежные лепестки благоухали гораздо сильнее, чем обычно. Это заметил и жаворонок, и, хотя он изнемогал от жажды, не тронул ромашки, а только выщипал всю траву.
Вот и вечер пришел, а никто так и не принес воды бедной птичке. Тогда она распустила свои красивые крылышки, судорожно затрепетала ими и еще несколько раз жалобно пропищала:
— Пить! Пить!
Потом головка ее склонилась набок и сердечко разорвалось от тоски и муки.
Ромашка не могла свернуть своих лепестков и заснуть, как накануне: она поникла, грустная и больная, и склонилась к земле.
Только на другое утро пришли мальчики и, увидав мертвого жаворонка, горько-горько заплакали, потом вырыли ему могилку и всю ее украсили цветами, а мертвого жаворонка положили в красивую красную коробочку, — его хотели похоронить по-царски. Бедная птичка! Пока она жила и пела, они забывали о ней, — посадили ее в клетку и заставили страдать от жажды, — а теперь устраивали ей пышные похороны и проливали над ней горькие слезы!
Дерн с ромашкой был выброшен на пыльную дорогу; никто и не подумал о той, которая все-таки больше всех любила бедного жаворонка и всем сердцем желала утешить его.
