Ночка бежала рысью, и телега весело катилась по улице – мимо пруда, мимо скотного двора, за околицу. А как только выехали за околицу, высокая рожь сразу с двух сторон подступила к дороге. Спелые колосья тихонько кивали и покачивались в солнечной тишине.
– Гляди-ка, мамушка, – сказала Таня, – как нам рожь кланяется! Это она здоровается с нами – да?
– Конечно, – улыбнулась мать, – а как же? Своих узнаёт!
– Вроде трещит где-то… – сказала Алёнка прислушиваясь.
Таня привстала на телеге.
– Где? – и тут же закричала: – Вижу! Крылья крутятся – жнейка идёт! Это жнейка трещит, а ты, Алёнка, не узнала? Мамушка, мы сейчас сбегаем посмотрим!
Таня хотела соскочить с телеги, но мать сказала:
– Да куда вы по хлебам пойдёте? Вот выедем на скошенное, тогда и бегите по стерне. Сто раз на эту жнейку смотрели – и всё им интересно!
– А когда смотрели-то? – сказала Таня. – Ещё в прошлом году, когда маленькие были. А в этом году ни разу не смотрели! Вон как она крыльями взмахивает. Алёнка, ты видишь?
Но Алёнка плотно сидела на телеге. Одной рукой она держалась за перекладину, а другой отводила ржаные колосья, которые то и дело стукали её по лбу и щекотали своими короткими сухими усиками. И никакой жнейки она не видела.
Но вот поле словно раскрылось и раздвинулось – дорога выбежала на жнивьё. На скошенном стало далеко видно: и лес, и кусты в овражке, и за овражком – дальнее поле. А на дальнем поле ещё стояла рожь, и видно было, как светлые золотые волны идут по ржаным просторам.
Две лошади, рыжая и серая, тащили жнейку. Жнейка трещала, как большой кузнечик, вертела крыльями и проворно работала острыми ножами. Подкошенная рожь ложилась на жнейку. А когда набиралась большая охапка ржи, жнейка своим крылом мягко сбрасывала её на стерню.
Следом за жнейкой шли колхозницы. Они подбирали рожь, вязали её в снопы, а снопы ставили в стойки. Всё поле пестрело от стоек. Снопы стояли словно шалашики: днищами к земле, а колосьями кверху. Пускай солнышко ещё погреет зерно, пускай ветерок его ещё подсушит.
Таня и Алёнка соскочили с телеги и побежали к жнейке.
– Алёнка, ты видишь, какие у неё зубчики? – спросила Таня. – Видишь на крыле – как грабли всё равно? Вот она ими и сбрасывает рожь! Видишь?
Но Алёнка не ответила. Таня оглянулась – почему это Алёнка молчит? Смотрит, а её нет. Таня остановилась:
– Алёнка!
– Вот тебе и Алёнка! – засмеялась колхозница Елена Дозорова, которая тут же вязала снопы. – Вот тебе и подружка! Пропала!
Таня медленно пошла по полю. Вдруг откуда-то послышался Алёнкин голос:
– Ку-ку!
Таня улыбнулась:
– А, спряталась!
Она стала искать Алёнку и под одной стойкой увидела между снопами кусочек синего Алёнкиного платья.
– Вижу, вижу! Сама спряталась, а платье видно!
Алёнка засмеялась и вылезла из-под стойки.
– А вот я спрячусь, так уж не найдёшь! – сказала Таня. – Ну, закрой глаза!
Алёнка закрыла глаза ладонями. А Таня забежала далеко, к самой крайней стойке, залезла под снопы и подобрала платье. Пускай теперь Алёнка поищет!
Алёнка ходила по полю и заглядывала под каждую стойку. А потом остановилась и стала кричать:
– Таня, ау! Таня, где ты? Ау!
– Ишь какая! – тихонько засмеялась Таня. – Искать не хочется, вот и кричит. Поищи, поищи!
Под стойкой было жарко. Плотные снопы тесно стояли вокруг. Они были новенькие, чистые. А колосья так густо сомкнулись над головой, что будь хоть дождик, хоть гроза – всё равно Таню не промочило бы. Только в щели между снопами ярко светилось синее небо.
– Таня, Танюшка, ау! – кричала Алёнка.
А Таня опять засмеялась:
– Поищи, поищи!
Вдруг что-то зашуршало по стерне. И между снопами под стойку просунулась белая с чёрным носом Снежкова морда. Снежок посмотрел на Таню и весело залаял.
– А, вот где ты! – закричала Алёнка. – Вылезай, мы тебя нашли!
Таня вылезла из-под стойки.
– И что это ты, Снежок, лезешь? – сказала она. – Звала я тебя, да?