Жили-были дед да баба, у них был один сыночек, Ивашечко; они его так-то уж любили, что и сказать нельзя! Вот просит Ивашечко у отца и матери:
— Пустите меня, я поеду рыбку ловить.
— Куда тебе! Ты еще мал — утонешь, чего доброго!
— Нет, не утону; я буду вам рыбку ловить, пустите!
Бабка надела на него белую рубашечку, красным пояском подпоясала и отпустила. Вот он сел в лодку и говорит:
Челнок, челнок, плыви далёшенько!
Челнок, челнок, плыви далёшенько!
Челнок поплыл далеко-далеко, и Ивашко стал ловить рыбку. Прошло мало ли, много ли времени, пришла бабка на берег и зовет своего сынка:
Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!
Приплыви, приплыви на бережочек:
Я тебе есть и пить принесла!
А Ивашечко говорит:
Челнок, челнок, плыви к бережку:
То меня матушка зовет!
Челнок приплыл к бережку, бабка забрала рыбу, накормила сына, сменила ему рубашечку и поясок и отпустила опять ловить рыбку. Вот он сел в лодочку и говорит:
Челнок, челнок, плыви далешенько!
Челнок, челнок, плыви далешенько!
Челнок поплыл далеко-далеко, а Ивашко стал ловить рыбку. Прошло мало ли, много ли времени — пришел дед на берег и зовет своего сынка:
Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!
Приплыви, приплыви на бережочек:
Я тебе есть и пить принес!
А Ивашко:
Челнок, челнок, плыви к бережку:
о меня батюшка зовет!
Челнок приплыл к бережку, дед забрал рыбу, накормил—напоил сынка, сменил ему рубашечку и поясок и отпустил опять ловить рыбку.
А ведьма слышала, как дед и бабка звали Ивашку, и захотелось ей завладеть мальчиком. Вот приходит она на берег и кричит хриплым голосом:
Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!
Приплыви, приплыви на бережочек:
Я тебе есть и пить принесла!
Ивашко слышит, что это голос не его матери, а голос ведьмы, и поет:
Челнок, челнок, плыви далешенько!
Челнок, челнок, плыви далешенько:
То меня не мать зовет,
То меня ведьма зовет!
Ведьма догадалась, что надо звать Ивашку тем же голосом, каким его мать зовет, побежала к кузнецу и просит его:
— Кузнец, кузнец! Скуй мне такой тонюсенький голос, как у Ивашкиной матери, а то я тебя съем!
Кузнец сковал ей такой голосок. Вот ведьма пришла ночью на бережок и поет:
Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!
Приплыви, приплыви на бережочек:
Я тебе есть и пить принесла!
Ивашко приплыл, она рыбу забрала, его самого схватила и унесла к себе. Пришла домой и заставляет свою дочь Алёнку:
— Истопи печь пожарче да сжарь хорошенько Ивашку, а я пойду соберу гостей — моих приятелей.
Вот Аленка истопила печь жарко-жарко и говорит Ивашке:
— Ступай, садись на лопату!
— Я еще мал и глуп,— отвечает Ивашко,— я ничего еще не умею — не разумею, поучи меня, как надо сесть на лопату.
— Хорошо,— говорит Аленка,— поучить недолго! — и только села на лопату, Ивашко бросил ее в печь и закрыл заслонкой, а сам вышел из хаты, запер двери и влез на высокий-высокий дуб.
Ведьма приходит с гостями и стучится в хату, но никто не отворяет ей дверей.
— Ах, проклятая Аленка! Верно, ушла куда-нибудь играть.
Влезла ведьма в окно, отворила двери и впустила гостей; все уселись за стол, а ведьма открыла заслонку, достала жареную Алёнку — и на стол: ели—ели, пили-пили, вышли на двор и стали валяться на траве.
— Покатаюся, поваляюся, Ивашкина мясца наевшись! — кричит ведьма.— Покатаюся, поваляюся, Ивашкина мясца наевшись!
А Ивашко переговаривает ее с верху дуба:
— Покатайся, поваляйся, Аленкина мясца наевшись!
— Мне что-то послышалось,— говорит ведьма.— Это, наверно, листья шумят!
Опять ведьма говорит:
— Покатаюся, поваляюся, Ивашкина мясца наевшись!
А Ивашко свое:
— Покатайся, поваляйся, Аленкина мясца наевшись!
Ведьма посмотрела вверх и увидела Ивашку; бросилась она грызть дуб — тот самый, где сидел Ивашко; грызла, грызла, грызла — два верхних зуба выломала и побежала в кузницу. Прибежала и говорит:
— Кузнец, кузнец! Скуй мне железные зубы, а не то я тебя съем!
Кузнец сковал ей два железных зуба.
Воротилась ведьма и стала опять грызть дуб; грызла, грызла — и только перегрызла, как Ивашко взял да и перескочил на другой, соседний дуб, а тот, что ведьма перегрызла, рухнул наземь. Ведьма видит, что Ивашко сидит уже на другом дубе, заскрипела от злости зубами и принялась снова грызть дерево; грызла, грызла, грызла — два нижних зуба выломала и побежала в кузницу. Прибежала и говорит:
— Кузнец, кузнец! Скуй мне железные зубы, а не то я тебя съем!
Кузнец сковал ей еще два железных зуба. Воротилась ведьма и стала опять грызть дуб. Ивашко не знает, что ему и делать теперь; смотрит: летят гуси-лебедии, он и просит их:
Гуси мои, лебеди!
Возьмите меня на крылья,
Понесите меня до батюшки, до матушки —
У батюшки, у матушки
Пить, есть, нарядно ходить!
— Пусть тебя средние возьмут,— говорят птицы. Ивашко ждет; летит другое стадо, он опять просит:
Гуси мои, лебеди!
Возьмите меня на крылья,
Понесите меня до батюшки, до матушки —
У батюшки, у матушки
Пить, есть, нарядно ходить!
— Пусть тебя задние возьмут. Ивашко опять ждет; летит третье стадо, он просит:
Гуси мои, лебеди!
Возьмите меня на крылья,
Понесите меня до батюшки, до матушки —
У батюшки, у матушки
Пить, есть, нарядно ходить!
гуси-лебедии подхватили его и понесли домой; прилетели к хате и посадили Ивашку на чердак.
Рано поутру бабка собралась печь блины; печет, а сама вспоминает сынка:
— Где-то мой Ивашечко? Хоть бы во сне его увидать!
А дед говорит:
— Мне снилось, будто гуси-лебедии принесли нашего Ивашку на своих крыльях.
Напекла бабка блинов и говорит:
— Ну, старик, давай делить блины: это — тебе, дед, это — мне; это — тебе, дед, это — мне...
— А мне нет!— отзывается Ивашко.
— Это — тебе, дед, это — мне...
— А мне нет!
— А ну, старик,— говорит бабка,— посмотри, что там такое.
Дед полез на чердак и достал оттуда Ивашку. Обрадовались дед и бабка, расспросили сына обо всем и стали вместе жить да поживать да добра наживать.